Статья: ИССЛЕДОВАНИЕ ПРОЦЕССОВ КОНВЕРГЕНЦИИ И ДЕПОПУЛЯЦИИ В СИСТЕМЕ ЦЕНТР-ПЕРИФЕРИЯ (2023)

Целью статьи является анализ исследования концептуальных аспектов цифрового неравенства и определение направлений его преодоления. Рассмотрены основные подходы к пониманию цифрового неравенства и проведён междисциплинарный анализ данной категории. Уточнено определение цифрового неравенства как различного доступа к цифровым возможностям в социальной, экономической, политико-демографической, культурной, образовательной и других областях, которые существуют в результате неполного, неравномерного или недостаточного доступа к информационно-коммуникационным, компьютерным, телекоммуникационным и цифровым технологиям. Выделены концептуальные составляющие цифрового неравенства: социально-экономический доступ, компетенции, знания и навыки, психологические и мотивационные факторы, цифровая грамотность и культура, цена, скорость, содержание и качество информационно-коммуникационных технологий и цифровых ресурсов, инфраструктура, институциональная структура и политическое устройство. Высказывается и обосновывается авторская позиция относительно существенной роли цифрового неравенства в высшем образовании в формировании человеческого капитала и улучшения качества жизни населения. Предложено понимать под цифровым неравенством в высшем образовании различия в доступе, в качестве использования и в получаемых эффектах от цифровых ресурсов, информационно-коммуникационных технологий и интернета в процессе обучения. Проведён анализ цифрового неравенства в высшем образовании в разрезе трёхуровневой модели исследования данной категории. Рассмотрены возможности и барьеры цифровизации высшего образования в Российской Федерации, выявлены характерные факторы усиления цифрового неравенства и определены направления его снижения, а именно: инфраструктурное, социально-мотивационное, институциональное. Практическая значимость исследования связана с возможностью и необходимостью использования предложенных мероприятий в вузах, региональных и федеральных программах развития.

В статье анализируются показатели цифровизации российской системы общего образования Федеральной службы государственной статистики (Росстат) и Единой межведомственной информационно-статистической системы (ЕМИСС), а также данные вторичного анализа результатов социологического исследования «Подростки 360°» (в рамках стратегической программы «Подростки России» Уполномоченного при Президенте РФ по правам ребенка) и других источников. В качестве показателей рассматриваются: использование специальных программных средств, доступных для обучающихся в образовательных организациях; численность обучающихся с применением электронного обучения и дистанционных образовательных технологий; численность учащихся организаций, осуществляющих образовательную деятельность по дополнительным общеобразовательным программам для детей; доля детей, посещающих дополнительные образовательные занятия; цели использования интернета детьми. Прослеживается их динамика за последние несколько лет. Интерпретация влияния цифровизации на образование представлена на количественном и качественном уровнях. Проанализированы мнения специалистов в области социальных и педагогических наук, преподавателей и врачей, непосредственно связанных с образованием и детством, о влиянии цифровизации на здоровье, умственные способности, усвояемость знаний и приобретение трудовых навыков. Делается вывод о том, что чрезмерное внедрение цифровых технологий во все сектора отечественного общего образования, в том числе в дополнительное школьное, может мешать получению и систематизации базовых знаний и не способствовать воспитанию молодого поколения в традиционно-нравственном ключе. Цифровые образовательные новшества полезны как дополнительные обучающие средства, но с качественным и серьёзным контентом.

В статье приведён анализ практик использования (или отказа от использования) интернета с применением элементов STAM-модели (Senior Technology Acceptance Model) и понятия цифровых разрывов. Пожилой человек рассматривается нами как актор, который находится в ситуации, когда он зачастую не может продолжать делать то, что делал раньше, не используя новые технологии. Мы определяем факторы, которые влияют на то, как и для чего пожилой человек начинает пользоваться Интернетом, а также выявляем барьеры для преодоления цифрового разрыва. Эмпирической базой исследования выступают полуструктурированные интервью с людьми 60 лет и старше из Санкт-Петербурга, Республики Карелия, Тюмени и Салехарда (n=36). По результатам исследования выделены 4 стратегии использования интернета: стратегия потребления информации; стратегия коммуникации; стратегия использования ресурсов; стратегия отрицания. На практике чаще всего пользователи соединяют первые 3 стратегии. Прохождение стадий от объективации (намерения использовать) до конверсии (принятии окончательного решения об использовании) зависит от типа ресурсов интернета - в случае с коммуникацией и потреблением информации принятие происходит быстро, в отличии от более специализированных интернет-сервисов и приложений. Основными факторами, влияющими на выбор стратегии являются: возраст, наличие профессиональной занятости и её специфика, социальное окружение и семья, наличие смартфона (как более легкого и быстрого устройства в сравнении с персональным компьютером - ПК). Часто драйверами и источниками компетенций для использования интернета выступают близкие родственники и специальные курсы (в том числе на работе). Активные профессионалы до 75 лет склонны использовать максимальное количество возможностей интернета, в том числе с профессиональными целями. Пандемия и технологический прогресс (появление большого количества удобных смартфонов с выходом в интернет в качестве замены ПК) способствовали сокращению цифрового разрыва, стимулировав старшее поколение к более активному использованию интернета. К барьерам можно отнести отсутствие мотивации либо для использования интернета в целом, либо для расширения возможностей его использования, а также материальное обеспечение (дефицит средств на покупку техники и оплату интернета).

В статье описаны основные особенности рынка труда города Павлово Нижегородской области, анализируются стратегии занятости населения из разных имущественных групп. Павлово выбран как типичный пример модели моногорода, так как своими социально-демографическими и социально-экономическими характеристиками, а также географическим положением (удалённость от столицы России) наиболее к ней близок. В статье представлены результаты эмпирического исследования, проведённого в Павлово в 2011 г. (500 домохозяйств) и 2021 г. (500 домохозяйств). Исследование 2011 г. было проведено ИСЭПН РАН (Москва) совместно с университетом имени Н. И. Лобачевского (Нижний Новгород), при участии университетов Упсала (Швеция) и Глазго (Шотландия). Исследование 2021 г.- университетом имени Н. И. Лобачевского (Нижний Новгород) совместно с университетами Упсала (Швеция) и Глазго (Шотландия) при поддержке Научно-образовательного центра Нижегородской области. Анализ данных позволил выявить четыре социальные группы, отличные по своим стратегиям поведения на рынке труда. Несмотря на размытость материально-имущественного расслоения между группами, относительно обеспеченные семьи имеют ряд специфических черт: наличие высшего образования, отсутствие иждивенцев в семье и высокий уровень экономической активности. Высшее образование и достаточная квалификация не только позволяют занимать более высокооплачиваемые должности, но также дают возможность диверсифицировать карьерные стратегии в условиях моногорода, где присутствует монопсонический характер рынка труда. Специфическими чертами малообеспеченных домохозяйств являются: отсутствие постоянной работы или эпизодическая занятость, наличие в семье детей или пенсионеров, неквалифицированный труд в промышленной сфере.

Достаточность объектов социальной инфраструктуры и их эффективное функционирование выступает одним из условий повышения качества жизни населения. Финансовая недостаточность региональных и местных бюджетов актуализирует поиск новых инструментов привлечения средств для развития территориальной инфраструктуры, обеспечивающей создание достойных условий жизнедеятельности населения. Одним из таких инструментов выступает механизм инициативного бюджетирования. Результаты исследования показали противоречие между признанием преимуществ данного механизма (решение острых территориальных проблем, рычаг влияния на власть, формирование площадки для диалога) в оценках населения и отсутствием готовности жителей к включению в новые финансовые инициативы. Ключевыми ограничениями реализации проектов инициативного бюджетирования выступают следующие: недостаточность информационного обеспечения, низкий уровень осведомлённости жителей о проблемах развития территории, дистанцированность от практик местного самоуправления. Результаты исследования показали, что респонденты в большинстве своём готовы включиться в решение социально-экономических проблем территории в случае, если они затрагивают личные интересы субъекта. В сложившихся условиях необходимо совершенствование информационно-коммуникационных мероприятий, направленных на популяризацию механизма инициативного бюджетирования, формирование социальной сплочённости местных сообществ, развитие территориальной идентичности граждан, интеграцию усилий власти и населения в решении социально-значимых проблем территории.

В статье представлены результаты социологического исследования населения двух арктических регионов России, построенного на методологическом базисе модели Г. Хофстеде. Исследование носит поисковый характер и реализует практически не применявшийся в российской практике актуальный инструментарий измерения шести этнометрических показателей Г. Хофстеде на индивидуальном уровне. Решались задачи выявления показателей, отражающих культурную специфику населения арктических территорий Архангельской области и Республики Коми, отличий в значениях этнометрических показателей между различными социальными группами (пол, возраст, уровень дохода). Как показали результаты исследования, уровень значений «маскулинности» выше среди мужчин, чем среди женщин, а уровень значений показателя «допустимости удовлетворения желаний» монотонно убывает от младших к старшим возрастным группам. Выявлено, что между уровнем дохода и значениями показателей «долгосрочности ориентаций», «маскулинности» и «дистанции власти» присутствует статистически значимая положительная зависимость - чем выше значение данных этнометрических показателей, тем выше доход индивида. В рамках сравнения средних значений показателей в территориальном разрезе установлено, что для населения арктических территорий Республики Коми характерен относительно более высокий уровень «коллективизма» и умеренно высокий - значения «маскулинности» и «избегания неопределённости». При этом среди респондентов, проживающих на арктических территориях Архангельской области относительно более высокие значения имеет показатель «допустимости удовлетворения желаний». Сформулирована гипотеза о механизме пространственно детерминированного социально-экономического отбора культурных паттернов индивидов, реализуемого в механизмах воспроизводства человеческого капитала. Эта гипотеза будет проверена в ходе дальнейших исследований, в том числе на материале других арктических регионов. Полученные результаты могут быть использованы в решении задач государственного управления, в частности, для региональной спецификации государственных программ стимулирования предпринимательской активности населения и деятельности в сфере НКО.

Последние годы, связанные с экономическими последствиями пандемии COVID-19 и ограничений занятости в этот период, а также с введёнными санкциями после начала СВО на востоке Украины, заставляют обращать более пристальное внимание на группы населения повышенного риска бедности. К такой группе в первую очередь относятся семьи с детьми. Именно на эту категорию бедных направлены решения по усилению мер социальной политики, расширению круга потенциальных получателей помощи (повышение возраста детей, снятие ограничений по типу семьи). Дополнительные меры поддержки, предоставленные семьям с детьми для снижения негативных последствий кризисных явлений, помогли смягчить остроту проблемы роста бедности, но не изменили положение семей с детьми на шкале благосостояния: они по-прежнему являются самой многочисленной группой бедных (по данным Росстата это 80% всех бедных домохозяйств). В этой связи представляется важным понять основные факторы бедности семей с детьми, к которым относится ограниченная занятость родителей. Цель исследования - показать на данных статистического обследования масштабы незанятости и её влияние на уровень жизни семей с детьми, а также гендерные особенности незанятости. Исследование причин незанятости в семьях с детьми позволяет увидеть пути расширения мер социальной поддержки этой категории бедных семей, выйти из круга лишь монетарной помощи, которая не может до конца решить задачу преодоления бедности в долгосрочной перспективе. Исследование подтверждает необходимость социальной поддержки семей с детьми, в которой денежная помощь должна совмещаться с работой по активизации действий семей по самообеспечению, а также важность совершенствования механизмов оплаты труда, чтобы уровень заработной платы мог позволить работнику прокормить хотя бы одного иждивенца.

Пандемия COVID-19 оказала влияние на демографические процессы, в частности, показатели брачности и разводимости. В 2020 г. в России эти показатели достигли минимальных значений с начала XXI века. Ограничительные меры отразились на динамике брачности сильнее, чем на разводимости. Анализ помесячных общих коэффициентов брачности и разводимости показал, что после «острых фаз» ограничений, в течение которых отмечался резкий спад показателей, в периоды ослабления карантинных мер наблюдался своеобразный «компенсаторный эффект»: увеличивалось как число зарегистрированных браков, так и разводов. Однако, в случае с разводами «возместительный» эффект проявился сразу после отмены ограничений и сохранялся на протяжении всей пандемии. В случае с браками «сдержанность» в матримониальном поведении отмечалась почти в течение года, а «эффект отложенных браков» проявился только в 2021 году. При этом разный темп динамики брачности и разводимости привёл к тому, что соотношение браков и разводов в стране превысило рекордные 100:70 соответственно. Существует региональная дифференциация в показателях брачности и разводимости. В пандемийный период появились субъекты РФ, в которых число разводов не только сравнялось с числом браков (в 2020 г. в Ненецком АО), но и превысило его (в 2021 г. в Еврейской АО, республиках Карачаево-Черкесской и Ингушетии). Данная ситуация вызывает особую настороженность, так как влияет на брачную структуру населения и, как следствие, может отразиться на динамике воспроизводства населения. Таким образом, неблагоприятные внешние факторы способны оказать сильное влияние на брачность и разводимость, создав, тем самым, риски демографического развития страны. И напротив, стабильная социально-экономическая, политическая и эпидемиологическая ситуация позволит демографическим процессам развиваться в позитивном ключе и стать базой для достижения целей демографической политики государства.

В статье представлены результаты регулярно проводимого автором общего анализа депопуляции в регионах России в постсоветский период. Подведены итоги воспроизводства населения за период с начала 1992 г. до конца 2022 года. Регионы ранжированы по относительному уровню депопуляции за период, то есть по доле потерь населения за счёт естественной убыли относительно численности населения на начало депопуляции в стране (1992 г.). По каждой из выделенных групп территорий обозначен вклад структурных и бесструктурных компонент рождаемости и смертности в формирование итоговой естественной убыли того или иного региона. Аналогичным образом исследованы и те немногочисленные территории России, в которых за 31 год (в сумме) депопуляции не было. Подчёркнута роль демографических структурных волн в формировании текущих масштабов депопуляции в большей части регионов страны. Сделан вывод, что депопуляция - это не только результат низкой рождаемости и высокой смертности населения регионов России, но и следствие негативной возрастной структуры населения, а в отдельные периоды времени - и нисходящей демографической структурной волны. Для выхода из депопуляции демографическую политику необходимо проводить дифференцированно во времени и территориально. Активную фазу пронаталистской демографической политики надо начинать на сходе демографической структурной волны, а не на подъёме, как это уже было в истории России два раза после 1980 г., что лишь усиливало волнообразность возрастной структуры населения страны.