Пригородная зона Санкт-Петербурга является самой сложной в России по своей пространственной структуре, объединяя совершенно несходные территории - от загородных императорских резиденций XVIII в. до коттеджных поселков и многоэтажных городов XXI в. В ходе исследований было установлено, что на большей части административная граница Санкт-Петербурга и Ленинградской области делит однородные территории. Изучение пригородной зоны с одной стороны этой границы не имеет ни научного, ни практического смысла. Основной фактор выделения пригородной зоны Санкт-Петербурга - анализ транспортной доступности примыкающих к городу территорий. Эмпирическим путем было установлено, что внутренняя граница пригородной зоны примерно соответствует изохроне 40-45 мин от центра города, внешняя граница - примерно 2 ч. В условиях нынешнего Санкт-Петербурга двухчасовая изохрона примерно соответствует расстоянию в 60 км. Но реальная граница пригородной зоны наряду с изохронами определяется рядом природных и антропогенных факторов. Значительная часть пригородной зоны Санкт-Петербурга в природном отношении представляет собой «антропогенную лесостепь», ландшафты которой коренным образом отличаются от ландшафтов природной подзоны южной тайги. Эта «лесостепь» наибольшей мощности достигает в юго-западном и южном направлении от Санкт-Петербурга. К северу от Санкт-Петербурга пригородная зона демаркируется как «антропогенной лесостепью», так и вторичными мелколиственными лесами, поднявшимися на месте ранее существовавших сельскохозяйственных угодий, а также парками на территории бывших усадеб с большой долей интродуцированной древесной растительности. Пространственная структура пригородной зоны к северу от Санкт-Петербурга осложняется существованием созданного в конце XIX в. и существующего до настоящего времени Ржевского артиллерийского полигона, разделяющего ее на несвязанные между собой части.
Идентификаторы и классификаторы
В последние десятилетия в России активно идут процессы субурбанизации. У каждого более или менее крупного города активно формируется пригородная зона. Эти пригородные зоны различны так же, как различны сами эти города. Для Москвы и Санкт-Петербурга формирование пригородных зон началось еще во второй половине XIX в., и на протяжении более чем полутора веков эти зоны претерпевали многочисленные изменения, в том числе территориальные. Пригородная зона Санкт-Петербурга — самая сложная по своей пространственной структуре не только в России, но и во всем бывшем Советском Союзе. «Музейные пригороды» (бывшие города Дворцового ведомства) сочетаются в ее пределах с бывшими дачными поселками времен империи, промышленными поселениями межвоенного времени, военными городками, «проявившими себя» во время Великой Отечественной войны и существовавшими в своем исходном качестве до начала XXI в., районами индивидуальной жилой застройки 1950-х гг., поселками, застроенными в 1960—1970-е гг. хрущевками, а в 1980-е «брежневками», а также новыми пригородными поселениям, буквально возникшими на пустом месте в постсоветское время. При этом на протяжении более чем вековой истории пригородной зоны функции различных ее частей менялись, и эти изменения продолжаются и сейчас. Исходя из этого пригородная зона Санкт-Петербурга в ее пространственном развитии должна быть чрезвычайно интересна для исследований, однако до настоящего времени ее географическая изученность остается крайне низкой.
Список литературы
1. Grant, J., Nelson, A., Forsyth, A., Thompson-Fawcett, M., Blais, P., Filion, P. 2013, The future of the suburbs. Suburbs in transition/The resettlement of America’s suburbs/Suburbs in global context: the challenges of continued growth and retrofitting/Suburban urbanity: re-envisioning indigenous settlement practices/Toward a new suburban America: will we catch the wave?/Optimistic and pessimistic perspectives on the evolution of the North American suburb/Response: Suburbs in transition, Planning Theory and Practice, vol. 14, № 3, p. 391-415,. DOI: 10.1080/14649357.2013.808833
2. Jackson, K. T. 1985, Crabgrass Frontier: The Suburbanization of the United States, Oxford, Oxford University Press, 406 р.
3. Frost, L. 1998, New Urban Frontier: Urbanisation and City Building in Australasia and the American West, Sydney, 225 p.
4. McKee, D., McKee, Y. 2001, Edge Cities and the Viability of Metropolitan Economies: Contributions to Flexibility and External Linkages by New Urban Service Environments, American Journal of Economics and Sociology, vol. 60, № 1, p. 171-184,. DOI: 10.1111/1536-7150.00059 EDN: EUAYOZ
5. Ness, H., Le Néchet, F., Terral, L. 2016, Changement de regard sur le périurbain, quelles marges de manoeuvre en matière de durabilité?, Géographie, Économie, Société, Nouveaux regard sur le périurbain, vol. 18, № 1, p.15-33.
6. Славова, М. 2019, Пери-урбанизацията в България - потенциал за строителния бранш, Недвижими имоти и бизнес, т. III (I), с. 40-51.
7. Zasada, I., Fertner, C., Piorr, A., Sick Nielsen, T. 2011, Peri-urbanisation and multifunctional adaptation of agriculture around Copenhagen, Geografisk Tidsskrift - Danish Journal of Geography, vol. 111, № 1, p. 59-72,. DOI: 10.1080/00167223.2011.10669522
8. Wandl, А., Magoni, М. 2017, Sustainable Planning of Peri-Urban Areas: Introduction to the Special Issue, Planning Practice & Research, vol. 32, № 1, p. 1-3,. DOI: 10.1080/02697459.2017.1264191
9. Mortoja, G., Yigitcanlar, Т. 2023, Why is determining peri-urban area boundaries critical for sustainable urban development?, Journal of Environmental Planning and Management, vol. 66, № 1, p. 67-96,. DOI: 10.1080/09640568.2021.1978405 EDN: BJIBQI
10. Martynov, V. L., Sazonova, I. E. 2023, Population change and the settlement system transformation in Poland, as revealed by the 2021 census, Baltic Region, vol. 15, № 2, p. 41-61,. DOI: 10.5922/2079-8555-2023-2-3 EDN: NUIZBS
11. Idczak, P., Mrozik, K. 2018, Periurbanisation: Evidence from Polish metropolitan areas, Economic and Environmental Studies, vol. 18, № 1, p. 173-192,. DOI: 10.25167/ees.2018.45.11
12. Armstrong, W., McGee, T. G. 2007, Theatres of Accumulation Studies in Asian and Latin American Urbanization, Methuen: London and New York, 288 p.
13. Азорин, М. Ю. 2022, Опыт развития различных концепций градостроительства и моделей городских агломераций, Baikal Research Journal, т. 13, № 3. EDN: KLPIUG
14. McGee, T. G. 2021, The Emergence of Desakota Regions in Asia: Expanding a Hypothesis, in: Brenner, N. (ed.), Implosions / Explosions, p. 121-137,. DOI: 10.1515/9783868598933-010
15. Бреславский, А. С. 2012, Пригороды Улан-Удэ в миграционных процессах постсоветской Бурятии: трансформация поселений и местных сообществ, Известия Иркутского государственного университета. Сер.: Политология. Религиоведение, № 1, с. 92-99. EDN: PARRTV
16. Бреславский, А. С. 2017, “Пригородная революция” в региональном срезе (Улан-Удэ), Крестьяноведение, т. 2, № 1, с. 90-101,. DOI: 10.22394/2500-1809-2017-2-1-90-101 EDN: ZCINAV
17. Гнатюк, Г. А., Дегтева, Ж. Ф., Кузин, В. Ю. 2023, К вопросу о формировании Якутской городской агломерации, Вестник Северо-Восточного федерального университета им. М. К. Аммосова. Сер.: Науки о Земле, № 3, с. 65-72,. DOI: 10.25587/SVFU.2023.31.3.008
18. Браде, И., Махрова, А. Г., Нефедова, Т. Г., Трейвиш, А. И. 2013, Особенности субурбанизации в Московской агломерации в постсоветский период, Известия Российской академии наук. Серия географическая, № 2, с. 19-29,. DOI: 10.15356/0373-2444-2013-2-19-29 EDN: PZFPLX
19. Дегусарова, В. С., Мартынов, В. Л., Сазонова, И. Е. 2018, Геодемографические особенности пригородной зоны Санкт-Петербурга, Балтийский регион, т. 10, № 3, с. 19-40,. DOI: 10.5922/2079-8555-2018-3-2 EDN: YAACAH
20. Shchepetkova, I. O. 2018, Dachas in the suburbs of Perm: history, territorial organization, and regional features, Regional Research of Russia, vol. 8, № 4, p. 386-394,. DOI: 10.1134/S2079970518040093 EDN: KSNUKZ
21. Churakova, P. S. 2020, St. Petersburg Datcha’s as a Cultural Frontier Zone, Journal of Frontier Studies, vol. 5, № 1, p. 83-94,. DOI: 10.24411/2500-0225-2020-10005 EDN: LCFSRX
22. Лачининский, С. С., Сорокин, И. С., Максимович, Н. В. 2023, Трансформация системы расселения Санкт-Петербургской агломерации в 2010-2020-е гг., Географический вестник, № 3 (66), с. 41-53,. DOI: 10.17072/2079-7877-2023-3-41-53 EDN: XACMJE
23. Олифир, Д. И. 2022, Сравнительный анализ пространственных структур Московской и Санкт-Петербургской агломераций, Пространственная экономика, т. 18, № 1, с. 73-100,. DOI: 10.14530/se.2022.1.073-100 EDN: IJAXJX
24. Лосин, Л. А., Солодилов, В. В. 2019, Территориальная структура Санкт-Петербургской городской агломерации, Региональная экономика и развитие территорий, т. 1, № 13, с. 180-186. EDN: AKBDGP
25. Кузнецов, С. В., Лосина, Л. А. (ред.). 2022, Санкт-Петербургская агломерация: этапы формирования и перспективы развития, СПб., Институт проблем региональной экономики Российской академии наук, 219 с. EDN: UJKKCI
26. Лапшина, Е. М. 2023, Рынок загородной недвижимости Санкт-Петербурга и Ленинградской области во время пандемии COVID-19, Региональные исследования, № 1, с. 98- 108,. DOI: 10.5922/1994-5280-2023-1-8 EDN: DKNHXB
27. Дружинин, П. В. 2022, Рост агломераций и эффективность экономики, Экономика Северо-Запада: проблемы и перспективы развития, № 3 (70), с. 149-156,. DOI: 10.52897/2411-4588-2022-3-149-156 EDN: XLINCB
28. Резников, И. Л. 2017, Выявление границ Санкт-Петербургской городской агломерации, Вестник СПбГУ. Науки о Земле, т. 62, № 1, с. 89-103,. DOI: 10.21638/11701/spbu07.2017.106 EDN: ZQTACR
29. Martynov, V. L., Sazonova, I. E. 2020, Spatial Development of the Petrodvortsovy District of St. Petersburg: Primary Trends and Problems, in: Fedorov, G., Druzhinin, A., Golubeva, E., Subetto, D., Palmowski, T. (eds.), Baltic Region - The Region of Cooperation, Cham, Springer, p. 251-258,. DOI: 10.1007/978-3-030-14519-4_28 EDN: VRAFKC
30. Kryukova, O. V., Martynov, V. L., Sazonova, I. Y., Polyakova, S. D. 2016, Main spatial problems of St. Petersburg, European Journal of Geography, vol. 7, № 2, p. 85-95. EDN: XFIHRT
31. Окладникова, Е. А., Марова, О. А. 2014, Метапространство дачных ландшафтов северных окрестностей Петербурга конца XIX - начала XX веков, Научный результат. Серия: Социальные и гуманитарные исследования, т. 1, № 2 (2), с. 52-62. TJBRC. EDN: TJBRCL
32. Жогин, В. П. 2000, Разработка первого ядерного заряда РДС-41 (11Д) для артиллерийского снаряда, Физика горения и взрыва, т. 36, № 6, с. 14-20. EDN: OPWLBB
33. Коновалова, Т. А. 2013, Механизмы повышения эффективности функционирования экономики Сосновоборского городского округа Ленинградской области, Дискуссия, № 3 (33), с. 31-40. EDN: PXPIGH
Выпуск
Другие статьи выпуска
Сегодня цифровые способы общения активно вошли в нашу жизнь, социальные медиа являются привычным каналом для личной и деловой коммуникации, которым пользуются и органы власти. В статье предложен подход, позволяющий выявить уровень цифровизации территории на основе присутствия органов местного самоуправления в социальных медиа. Целью работы является идентификация проблемных муниципальных образований Северо-Западного федерального округа России по использованию в деятельности местных администраций возможностей Интернета по данным социальной сети «ВКонтакте». Эмпирическую базу исследования составляют данные о 1083 поселениях, 199 районах и округах за период с 2011 по 2022 г. по социально-экономическим характеристикам и сведениям о главе муниципального образования. С помощью бинарной логистической регрессии определяются значимые факторы, влияющие на уровень цифрового присутствия в социальных медиа. Для выявления искомых муниципалитетов проводится сопоставление результатов двух кластеризаций - по районным и поселенческим данным. Установлено, что численность населения, размер доходов и расходов бюджета, уровень бюджетной обеспеченности и средняя заработная плата положительно влияют на присутствие в социальных медиа, в то время как расстояние до регионального центра и принадлежность к районному центру оказывают отрицательное влияние. Вероятность появления в социальных медиа зависит от возраста, места проживания главы и способа его выдвижения на выборах. По результатам исследования четверть поселений была отнесена к требующим повышенного внимания при реализации мероприятий, направленных на развитие цифровых технологий и усиление присутствия в социальных медиа. Значительная часть этих поселений находится в Псковской, Новгородской и Вологодской областях.
Анализ изменения этнической структуры населения входит в число наиболее актуальных тем изучения развития Эстонии, Латвии и Литвы. Целью работы является выявление стадий развития этноконтактных зон на территории стран Прибалтики по этнической статистике с конца XIX в. по настоящее время. Научная новизна исследования связана с разработкой методики выделения стадий развития этноконтактных зон. Методика строится на одновременном учете направленности изменения индекса этнической мозаичности, определяющей фазы роста и растворения этноконтактных зон, и положительной или отрицательной динамики доли титульных этносов. На основании величины индекса этнической мозаичности выделено пять наиболее выраженных этноконтактных зон, в число которых вошли все столицы стран Прибалтики, а также уезд Ида-Вирумаа в Эстонии и регион Латгале в Латвии. Данные этноконтактные зоны продемонстрировали три разных типа динамики за последние полтора века. Первый тип представили Таллин, Рига и регион Латгале. В этом типе чередуются фазы роста и растворения этноконтактных зон, соответствующие изменению доли титульных этносов в зависимости от политической истории республик. Второй тип продемонстрировал эстонский уезд Ида-Вирумаа, успевший испытать обе фазы развития этноконтактной зоны при положительной динамике нетитульного населения. Третий тип динамики, представленный Вильнюсом, включает фазы роста и растворения этноконтактной зоны при росте доли титульного этноса. Разработанная авторами методика может быть использована для анализа особенностей развития этноконтактных зон на других территориях.
В Центральной Европе и Балтийском регионе расходы на здравоохранение растут несколько быстрее, чем в еврозоне и странах ОЭСР. Однако результаты в отношении лечения хронических заболеваний в еврозоне и странах ОЭСР оказались скромнее, чем в Центральной Европе и Балтийском регионе. Анализ панельных данных и регрессии по конкретным странам проводился с использованием данных Всемирного банка за период с 2000 по 2019 г. Полученные данные свидетельствуют о значительной корреляции между частными и текущими расходами на здравоохранение и снижением смертности от хронических заболеваний среди мужчин, женщин и всего населения в анализируемых странах, что приводит к увеличению продолжительности жизни. При этом государственные расходы на здравоохранение не коррелируют с существенным снижением смертности или увеличением продолжительности жизни среди населения. Увеличение текущих расходов на здравоохранение на одну единицу приводит к значительному снижению смертности от хронических заболеваний: на 29 % в целом по населению, на 22 % среди женщин и на 36 % среди мужчин. Исследование показало, что государственные расходы на здравоохранение в Литве и России способствуют снижению смертности от хронических заболеваний. Кроме того, смертность от заболеваний данной группы связана со значительным снижением производительности труда: на 42 % для населения в целом, на 40 % среди мужчин и на 45 % среди женщин. Мероприятия, проводимые в рамках систем государственного здравоохранения, могут снизить смертность от хронических заболеваний в анализируемых странах.
Проанализирован тренд рождаемости в Латвии за среднесрочный период 1970-2022 гг. (53 года) с целью прогнозирования ближайших перспектив воспроизводства населения. Новизной данного междисциплинарного (демография, математика, экономика, социология) исследования является применение математического анализа для изучения социально-демографических процессов, не встречающееся в публикациях латвийских и зарубежных исследователей, а также использование теории экономических циклов для идентификации демографических циклов и их фаз в Латвии, для прогнозирования рождаемости в Латвии на ближайшее будущее. Кроме того, анализ сравнительных данных социологических опросов 2004 и 2022 гг. помог авторам понять основную причину падения рождаемости в Латвии. Этой причиной являются ценностные изменения в обществе, при которых семья и дети больше не находятся в центре системы ценностей у мужчин и особенно у женщин Латвии. Потребительские ценностные изменения перестали быть необходимым средством для реализации их жизненных целей и амбиций. Рост рождаемости может быть возможен лишь при учете ментальных ценностей латвийского общества, а также при реализации гибкой внутренней (рост финансовой безопасности жителей) и внешней (рост добрососедства) социально-экономической политики государства. Падение рождаемости в Латвии будет продолжаться еще несколько лет, прежде чем будет достигнуто дно очередного демографического цикла (это дно станет ниже предыдущего) и произойдет поворот на подъем в рамках линейно снижающегося тренда рождаемости - но и этот ожидаемый подъем не достигнет предыдущего пика. Таким образом, ожидаемое создателями «Стратегии воспроизводства населения СЕМЬЯ - ЛАТВИЯ - 2030 (2050)» повышение суммарного коэффициента рождаемости в Латвии до уровня 1,77 ребенка на одну женщину к 2027 г. авторы исследования считают практически недостижимым.
Цель статьи - выявить основные факторы развития национальных инновационных систем в глобализированном мире и провести кластерный анализ инновационных систем стран Закавказья и Прибалтики. Мы разработали Индекс развития инновационной системы (ISDI) с 46 показателями. В целях проведения группирования стран использовали методы макрокластеризации, агрегирования и комбинирования параметров и субиндексов, а также методы полных связей и k-средних. Предложили новую классификацию стран, при этом наиболее обоснованный выбор классификации был сделан с помощью индексов Калинского - Харабаза и Дуды - Харта, а также дендрограмм. Первый метод показал, что национальные инновационные системы имеют качественно разные кластерные характеристики и переживают разные тенденции развития. Эстония (ISDI = 0,77) оказалась на лидирующей позиции. Страны Закавказья образовали две подгруппы, Армения (ISDI = 0,50) и Грузия (ISDI = 0,53) формировали относительно развитую подгруппу, а Азербайджан (ISDI = 0,44) отдельную единицу с менее положительными показателями. Результаты применения второго метода показали, что страны Прибалтики создали наиболее развитую кластерную группу. Лидером была Эстония (ISDI = 0,85). Страны Прибалтики и Закавказья образовали две отдельные группы. Помимо субиндекса патентной активности, Эстония опередила другие страны по остальным шести субиндексам. Армения и Грузия имели относительно высокие результаты по субиндексу патентной активности, а Азербайджан - относительно высокие результаты по субиндексам инновационной активности и инфраструктурного развития. Результаты позволят определить задачи развития национальных инновационных систем стран Закавказья с учетом опыта стран Прибалтики. Таким образом, была предпринята попытка классифицировать страны двух постсоветских регионов на основе сходства национальных инновационных систем.
Современная инновационная экономика базируется на знаниях и технологиях, активно интегрируемых в процессы производства, мониторинга и управления. В этой связи территориальная близость и отраслевая комплементарность деятельности научно-технологических и промышленных организаций - важнейший фактор активизации инноваций. Цель данной статьи - оценить связь хозяйственной и научной специализации региона с уровнем его инновационного развития. Объектом изучения выступил отраслевой и научно-исследовательский профиль экономики российских регионов, а предметом - сила связи между ними. В процессе исследования решались задачи по определению и количественной оценке научно-технологической и экономической специализации субъектов РФ в разрезе видов деятельности, а также по определению пространственных и структурных закономерностей межрегионального распределения и концентрации научно-технологической и инновационной активности. Методика исследования основывалась на сопоставлении данных об объеме выпуска продукции по подгруппам ОКВЭД и сведений о затратах и реализации НИОКТР, полученных на основе авторской методики соотнесения кодов рубрикатора ГРНТИ и ОКВЭД. Всего проанализированы данные о 17,3 тыс. научно-исследовательских, опытно-конструкторских и технологических работ за 2017-2021 гг. по 18 тематическим направлениям. По каждому из регионов рассчитаны коэффициенты специализации в сфере спроса и предложения результатов НИОКТР, а также производства. По результатам эконометрического анализа выделены четыре кластера субъектов РФ на основе их научно-промышленной специализации: агропромышленный, машиностроительный, точного машиностроения, диверсифицированный. Обосновано наличие связи между объемом выпуска инновационной продукции в регионе и структурой его инновационной экономики.
Пространственное развитие современной России испытывает существенное, все более возрастающее по амплитуде и следствиям влияние масштабных геоэкономических и геополитических изменений, чей позитивный, предпочтительный для Российской Федерации вектор в последние годы подчас соотносят с формированием особой макроструктуры - Большой Евразии. Цель статьи состоит в разработке современного (учитывающего конфликт России с коллективным Западом) концептуального подхода к Большой Евразии как общественно-географической структуре мегауровня и определении на этой основе стратегических интересов, возможностей и ограничений пространственной динамики Российской Федерации в рамках реализации стратегии евразийского континентализма (ориентированной на приоритет трансграничного сотрудничества и взаимоподдерживающего соразвития государств Евразии). Акцентированы важнейшие современные тренды и ключевые противоречия трансформации российского пространства. Сформулировано представление об опорном каркасе «большой» евразийской интеграции и сопряженности его формирования с активизацией межрегиональных и межмуниципальных взаимодействий. Обосновываются целесообразность и приоритетные (учитывающие инерцию пространственной динамики) форматы сдвига на восток и север страны экономической активности при возрастающей в этой связи роли в российском пространстве Сибири. Оценены потенциал и целесообразность пролонгации «москвоцентризма» российского пространства в рамках обеспечения многовекторности его развития. Приоритетное внимание уделено «муниципализации» подходов к стратегированию пространственного развития Российской Федерации в контексте евразийской континентальной интеграции.
Осуществлена экспликация представлений и понятия об эксклавности Калининградской области. Цель статьи - анализ эксклавности Калининградской области как явления и понятия, выделение ключевых признаков эксклавности, определение роли и значения этих признаков, выявление показателей эксклавности, факторов, оказывающих воздействие на ее состояние. Раскрыты основные атрибуты эксклавности Калининградской области: отделенность и удаленность. Выделены два вида эксклавности: абсолютная (атрибутивная) и относительная (функциональная). Определены пути преодоления абсолютной эксклавности и относительного (функционального) решения этой проблемы. Проанализированы различные варианты решения «проблемы доступа», в том числе экстерриториальных коридоров и режимов транзита. Эксклавы рассмотрены как особые приграничные территории, для которых соотношение барьерной и контактной функций границы является показателем относительной эксклавности. Выделены ключевые факторы, влияющие на песпективы абсолютной эксклавности и на функциональное состояние эксклавности: геополитический контекст; эксклавная политика государства, часть которого составляет эксклав; сам эксклав как территориальная общность; идентичность его населения. В работе использованы различные методы и подходы, включая логический анализ, метод кейсов, сравнительный анализ.
Издательство
- Издательство
- БФУ
- Регион
- Россия, Калининград
- Почтовый адрес
- 236041, Россия, Калининград, ул. А. Невского, 14
- Юр. адрес
- 236041, Россия, Калининград, ул. А. Невского, 14
- ФИО
- Федоров Александр Александрович (Руководитель)
- E-mail адрес
- post@kantiana.ru
- Контактный телефон
- +7 (401) 2595595
- Сайт
- https://kantiana.ru