Статья: МОЛОДЕЖНЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ: ТИПЫ И ЭТАПЫ ФОРМИРОВАНИЯ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ С ГОСУДАРСТВОМ (ПО МАТЕРИАЛАМ РОССИЙСКИХ СОЦИОЛОГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ) (2025)

Жизненные шансы представляют собой многогранный феномен, представляюший собой вариативный набор возможностей и лишений в определенном соотношении и охватывающий четыре основных домена общественной жизни, содержание которых может определять положение человека в социальной иерархии. В статье представлены результаты теоретико-методологического осмысления исследований жизненных шансов россиян, а также актуализируется значимость применения особых подходов для правильной интерпретации первичных данных, получаемых в ходе опроса жителей столичного мегаполиса на предмет субъективной удовлетворенности объективными жизненными условиями. Объект - молодежь Большой Москвы, предмет - особенности жизненных шансов жителей Москвы как мегаполиса гетеротопного типа. Цель статьи - определить особенности жизненных условий и рисков молодых жителей Москвы как современной гетеротопии для последующего сбора эмпирическмх данных о наборе жизненных возможностей и деприваций. Результаты исследования: Данными для анализа послужили отечественные и зарубежные научные публикации, а также отечественные исследования общественного мнения молодежи. Несмотря на неравенство шансов в провинциях и столицах с течением времени, жизненные условия россиян, независимо от места проживания, выравниваются. В мегаполисах сохраняются значительные преимущества, такие как доступ к лучшим образовательным и медицинским учреждениям, но также присутствуют уникальные риски и депривации, такие как социальное отчуждение и экологические проблемы, которые делают проживание в них менее привлекательным. Уникальность Большой Москвы как гетеротопного мегалополиса, характеризующегося высоким уровнем культурного и социального разнообразия, сложными связями и технологической развитостью, подчеркивает важность изучения жизненных шансов в контексте особой социальной среды, в которой субъективные оценки удовлетворенности могут идти вразрез с объективно установленными возможностями и лишениями, изучение чего позволит добиться более глубокого понимания городских процессов и их влияния на социальное неравенство.

В статье рассматриваются вопросы, связанные с возможностями и ограничениями, возникающими при использовании методики Всемирного обзора ценностей для анализа консолидационного потенциала территориальных общностей. Важность изменения ценностей связана с трансформационными процессами, характерными для современного общества и потенциально усиливающими разнородность культурно-ценностных моделей различных социальных общностей. Эмпирической базой статьи являются отечественные исследования, посвященные анализу результатов различных волн Всемирного обзора ценностей, а также инструментарий и базы данных по итогам проведения 5-ой, 6-ой и 7-ой волн данного исследования, позволившие оценить межпунктовую корреляцию и степень согласованности получаемых шкал. Проведенный анализ литературы позволил выделить ряд проблем с возможностью сопоставления данных, полученных в различных социокультурных условиях. Данные ограничения связанны с несовпадением интерпретации и содержательного наполнения ценностей в рамках различных культур, а также расхождениями в коннотациях, вызванными историческим и политическим контекстами. При сравнении результатов на уровне российского общества исследователями фиксируется наличие отдельных расхождений, вызванных неоднородностью социальной структуры. Однако в большей степени данные расхождения связаны с поколенческой структурой, при слабой выраженности или отсутствии влияния социально-классового деления. Одной из важных характеристик, зафиксированных как в обзоре литературы, так и в ходе анализа массива данных, является слабая выраженность институционального доверия и возможности его применения для анализа на уровне регионов и территориальных сообществ. Кроме того, в работе отмечаются сложности в применении методики изучения ценностей, связанные как с их сложной структурой и неоднородностью шкал, предлагаемых для их измерения, так и со слабой корреляцией между ценностями и доверием. На основании проведенного анализа делается вывод о целесообразности использования методики оценки ценностных ориентаций Шварца для повышения надежности исследования.

Несмотря на то, что нейрографика является относительно молодым методом, десятилетняя история его применения показала его эффективность в решении ряда психологических проблем человека. Одной из значимых проблем современности является психологическое отчуждение (от себя, других людей и мира), которое может привести человека в состояние болезни, связанное с психосоматическими нарушениями функционирования организма, к совершению девиантных поступков, преступлений, самоубийства, различным формам зависимого поведения. Целью нашего исследования являлось изучение возможностей и ограничений метода нейрографики для достижения человеком целостности в процессе преодоления психологического отчуждения от себя, других людей и мира. Группа исследовательского курса НейроГрафики состояла из 24 женщин (средний возраст - 45,8 лет, стандартное отклонение - 8,3 лет). Контрольная группа состояла из 23 женщин (средний возраст - 46,4 лет, стандартное отклонение - 10,3 лет). Все женщины контрольной и экспериментальной групп склонны к творческой деятельности, связанной с саморазвитием (активно используют арт-терапевтические практики в своей жизни, занимаются на курсах личностного роста). Для оценки уровня психологического отчуждения были использованы следующие психологические методики: методика исследования самоотношения, шкала одиночества, короткий опросник Темной триады, шкала локуса контроля, шкала аномии, тест Метамодерн, определитель архетипа Пирсон-Марр. В качестве результатов нашего исследования мы можем отметить следующие значимые изменения в личности участников курса Нейро-Графики: 1) достижение более глубокого осознания себя, внутренней честности и открытости по отношению к самому себе; 2) понижение саморуководства; 3) выраженное понижение внутренней конфликтности; 4) понижение склонности манипулировать другими людьми; 5) понижение общего эгоцентризма, восприятия себя как наиболее значимого по сравнению с другими незначимыми людьми, стремления постоянно получать положительную обратную связь, подтверждающую выдающиеся особенности своей личности; 6) понижение выраженности чувства одиночества; 7) повышение направленности на результативность своей деятельности; 8) общее повышение баланса трех сторон в личности - направленности на духовное самосовершенствование, на получение эффективности выполняемой деятельности и на изучение мира и самого себя; 9) повышение ответственности за себя и свою жизнь; 10) повышение общей устойчивости в используемых и декларируемых нормах и ценностях; 11) повышение стремления делать что-то особенное, отличное от того, что делают другие; 12) удержание на том же уровне понимания мира как непростого; 13) понижение стремления управлять своим окружением. Результаты исследования могут быть применимы в помогающих практиках: психологическом консультировании, психотерапии, групповом и индивидуальном обучении, коучинге.

Статья посвящена разработке классификации проявлений психологического насилия. В работе проблематизируется актуальное состояние темы классификации психологического насилия, обсуждаются вопросы терминологии и атрибутов насильственной активности, предлагается модель процесса осуществления насилия как деятельности, имеющей соответствующую структуру. Психологическое насилие рассматривается как коммуникативный процесс или деятельность, в ходе которой коммуникатор разнообразными способами реализует такие задачи: а) трансляция деструктивного послания, деформирующего психические условия осуществления субъектных функций; б) нейтрализация «шумов», т. е. повышение восприимчивости реципиента к данным посланиям и управлению иными источниками информации. На основании теоретического анализа литературы и обобщений эмпирического материала (описание конкретных вариантов осуществления психологического насилия, представленных в 49 тематических публикациях) были сформированы две основные оси, позволяющие описать формы психологического насилия. Первая ось группирует проявления насилия по конкретному способу донесения деструктивного содержания объекту насилия, вторая - структурная сложность этого проявления, ее место в структуре насильственной деятельности. Основными результатами можно считать: описание многообразия действий, осуществляемых субъектом насилия как реализации коммуникативных задач; выделение депривирующего воздействия как типа психологического насилия наряду с прямыми (direct) и косвенными его вариантами (indirect); вывод о минимальной единице анализа насильственной активности как действия, имеющего соответствующую интенцию. Полученные результаты могут быть полезны для разработки методологии идентификации и оценки последствий перенесенного психологического насилия, а также в качестве конкретного содержания исследовательских анкет.

В статье исследованы взаимосвязи ценностей (просоциальных и эгоистических) и склонности к рефлексивной/интуитивной обработке информации в юношеском возрасте. Основная цель исследования - проверка гипотезы о социальной эвристике, которая гласит о том, что рефлексия благоприятствует эгоизму, а интуиция связана с просоциальным поведением и сотрудничеством. Первая гипотеза: дефициты когнитивной рефлексии будут сопровождаться большим выбором ценностей заботы о людях и сохранения и меньшим выбором ценностей самоутверждения и открытости изменениям. Вторая гипотеза: дефициты когнитивной рефлексии связаны с просоциальными копинг-стратегиями. Третья гипотеза: позитивный просоциальный опыт, проявляющийся в предпочтении просоциальных копинг-стратегий, является фактором усиления положительных взаимосвязей просоциальных ценностей и интуитивного способа решения задач. Методологическую основу исследования составила теория дуального процесса мышления и теория базовых ценностей Ш. Шварца. В исследовании приняли участие 85 респондентов женского пола в возрасте от 17 до 25 лет (M = 19,1; SD = 0,96), обучающиеся в Пермском государственном гуманитарно- педагогическом университете. Тестовая тетрадь респондента содержала три психодиагностических методики: тест когнитивной рефлексии (CRT-7 М. Топлак, Р. Вест, К. Станович в адаптации А. А. Вихмана), портретный ценностный опросник (Portrait Values Questionnaire - Revised, PVQ-R в адаптации Ш. Шварца, Т. П. Бутенко, Д. С. Седовой, А. С. Липатовой), а также опросник способов копинга (WCQ) на основе теории Р. Лазаруса и С. Фолкман, адаптированный на русский язык Е. В. Битюцкой. Корреляционный анализ выявил ограниченный набор достоверных связей когнитивной рефлексии (CRT-r), интуитивных ошибок (CRT-i) и ценностей просоциального плана, что в целом поддерживает гипотезу о социальной эвристике. Склонность при решении задач генерировать первый пришедший в голову интуитивный и неверный ответ связана с наличием выраженности ценностных ориентаций конформизма (r = 0,284; p < 0,01), традиций (r = 0,273; p < 0,01) и доброты (r = 0,245; p < 0,05). Единственная статистически достоверная положительная корреляционная связь между дефицитами когнитивной рефлексии (доля интуитивных ошибок в тесте CRT) с типами совладающего поведения обнаружена в случае с просоциальным копингом (r = 0,199; p < 0,05). Вместе с тем в группе респондентов с выраженным совладающим поведением, ориентированным на запрос помощи у окружения, фиксируются многочисленные связи просоциальных ценностей и интуитивных ошибок. В свою очередь, в группе девушек со сниженным просоциальным копингом нет ни одной достоверной корреляционной связи между ценностями и рефлексивными/интуитивными способами решения задач с интуитивными ловушками. По итогам исследования гипотезы эмпирически подтверждаются, что дает основание полагать о верности гипотезы о социальной эвристике. Интересно, что сформированный просоциальный копинг усиливает связь просоциальных ценностей и проявление интуитивного стиля решения когнитивных задач.

Исследуются онтологические основания кризиса традиционных ценностей. Ускорение процесса информатизации, сопровождаемое экспоненциальным ростом объема информации и одновременно нарастающей дисфункциональностью традиционных институтов социализации, неизбежно приводит к кризису человека и сложившейся системы ценностей. По мнению авторов, синергетика и общая теория систем могут предложить собственную оптику для суждения об объективных основаниях ценностных отношений в обществе. Особое значение здесь имеет понятие хаоса. Конструктивная роль хаоса («порядок из хаоса») интерпретируется как диалектически понимаемая способность личности к реализации духовного единства с человечеством, по-новому высвечивая практическую роль института морали. Определенная мера хаотизации, осуществляемая субъектом, становится определяющим принципом развития для любого человека информационной эпохи, позволяя преодолеть ограничения рутинизированной, репродуктивной деятельности во всех ее проявлениях. Именно элемент хаоса выводит человека и общество к тому, что называют инновационной деятельностью. Духовные ценности призваны, помимо прочего, купировать риски новаций. Будучи носителем новых ценностей, «личности-хаотизаторы» выступают как реализаторы бифуркационных поворотных точек прогресса, в т. ч. развития ценностных систем. В качестве ключевого объяснения исчезновения прежде доминирующих ценностных связей используется марксистская теория отчуждения от человека его сущностных сил. В такие кризисные эпохи происходит девальвация материальных и идеальных (базирующихся на ценностях) связей в труде, мышлении, общении. Однако спецификой современной кризисной эпохи является то, что «субъект-хаотизатор» рискует исчезнуть как таковой, происходит «технизация» человека, формируется квазисубъект. Резко увеличивается вероятность использования человека в качестве живого инструмента, в том числе для реализации самых деструктивных целей.

В статье показано, что проблемой бесконечности задается развитие соотношения науки и религии. В классический период эта проблема была представлена отношением науки и христианства. Именно благодаря идеи христианского Бога в европейской интеллектуальной культуре впервые произошла легализация актуальной бесконечности. Попытки основателей новоевропейской науки найти положительное понимание актуальной бесконечности в пределах только человеческого разума должны были стать тем самым решающим революционным шагом, который в истории генезиса науки так и остался несостоявшимся, в связи с чем сегодня предлагают пересмотреть саму концепцию научной революции XVII в. Крушение классики ознаменовалось тем, что вместо актуальной бесконечности заявила о себе бесконечность потенциальная, которая и стала парадигмальным ядром неклассической эпистемологии, а также основанием для установления параллелей с эпистемологией и онтологией буддизма. Последнее выглядит перспективным и обнадеживающим ресурсом, поскольку оправдывает проблематичные с точки зрения классики представления неклассической эпистемологии апелляцией к древневосточной мудрости как традиции более древней, чем христианство. В статье показано, что несмотря на это, для западноевропейской традиции характерны преимущественные позиции в интерпретации и оценке особенностей эпистемологической неклассики, т. к. именно западноевропейской традиции доступна полнота видения проблемы актуальной бесконечности, включающей потенциальную бесконечность в качестве нежелательного следствия своего развития.

Критическое мышление - одна из активно развивающихся областей практической педагогики, государственной образовательной политики, психологии личности и профессиональной деятельности. Однако исследования критического мышления не образовали систему научных подходов, а существующие решения ограничиваются указанием дисциплин, в рамках которых изучается критическое мышление. Отмечено, что дисциплинарное разделение способствует накоплению концепций, однако не приводит к установлению научной дискуссии, конкуренции теорий, исторической сменяемости идей (то есть - к появлению именно научных подходов). В качестве альтернативы предлагается создание междисциплинарной основы для исследований критического мышления. Цель работы заключается в выявлении противоречий в существующих описаниях исследований критического мышления как междисциплинарной проблемы и поиске варианта их разрешения. В качестве методологии анализа используется понятие подхода В. В. Мацкевича (стратегии и программы в науке, политике или организации жизни и деятельности людей, через которые выражаются парадигматические структуры и механизмы в познании и/или практике) и система исторических типов научной рациональности В. С. Степина (классическая, неклассическая и постнеклассическая). Согласно классическому подходу критическое мышление основывается на объективных, научных стандартах, не зависящих от социокультурного контекста. Неклассическая эпистемология оспаривает универсальность этих стандартов, подчеркивая влияние культурных и индивидуальных факторов. Постнеклассический подход акцентирует внимание на междисциплинарности, плюрализме и адаптивности критического мышления в зависимости от социокультурных и профессиональных контекстов. В рамках этих трех типов научной рациональности становится возможным указать на действительно конкурирующие подходы, неявно присутствующие в исследованиях критического мышления (универсализм, контекстуализм, натурализм, конструктивизм и др.). В результате анализа предложена трехуровневая система междисциплинарных исследований критического мышления, которая позволяет комбинировать философские, психологические, педагогические и другие исследования с целью объединения усилий в рамках исследования критического мышления.

Статья посвящена рассмотрению невидимого (или лакуны) тремя способами: через подходы французских неинтенциональных феноменологов (М. Мерло-Понти, Ж.-Л. Марион), через философские рассуждения К. Мейясу и его спекулятивный реализм, а также через понятие evidens («ярко сиять, себя из себя самого показывая» - проблема очевидности). Автор останавливается на онтологическом повороте XX в. и трактовках лакуны как Ничто у М. Хайдеггера, лакуны как насыщенного феномена у Ж.-Л. Мариона и анонимности у М. Мерло-Понти, говорит о позиции Э. Левинаса, а также описывает лакуну как открытое и избыточное ошеломительно очевидное бытие, презентует собственную концепцию «моментального снимка» в связи с темой лакуны. Автор идет за К. Мейясу и критикует феноменологию за корреляционизм и проблему бесконечности модификаций (бесконечных ретенций) и предлагает свое решение этих проблем. «Снимок» - это избыточная форма, не относящаяся к лакуне как к предмету и не растворяющая его в модификациях, позволяющая разложить ее на составляющие смысловые части и развернуть абсолютный смысл лакуны. «Снимок» - посредник между сознанием и лакуной: «щелкает» абсолютное сознание, оно же фиксирует, а затем раскладывает на составляющие уровни (чувственный, синтезирующий и осмысляющий слой схематического познания феномена как некой смысловой схемы, а акта его познания - как переживания вообще, уровень течения внутреннего времени). Но «снимок» не является частью или собственностью сознания, он существует самостоятельно. «Снимок» безличен и анонимен, наделен «антисубъектностью». Таким образом, «снимок» теоретически есть универсальный концепт возможности как таковой, а практически - возможности в каждой лакуне увидеть абсолютный смысл. Смысл лакуны шире, чем просто аффект, и расширение в «снимке», разделение на слои смысла, показывает это. В конце концов сам «снимок» существует виртуально, но в нем зашита универсальная реальность смысла лакуны.

Александр Койре был одним из первых, кто возмутился отсутствию наследия Гегеля во Франции. В своем «Докладе о состоянии гегелеведения во Франции» (1930) Койре прямо заявлял о необходимости сформировать философскую почву для (пере)открытия наследия классика немецкого идеализма. Во многом именно его выступление стало тем самым спусковым крючком, после приведения в действие которого полномасштабно запустился проект под названием «французское неогегельянство». На основании этого в статье предпринимается попытка рассмотреть историко-философские предпосылки интеллектуальной атмосферы Франции конца 20-х и начала 30-х гг. XX в., к которой, безусловно, мы можем причислить и А. Койре. Выяснить, что именно побудило русского эмигранта выступить с обвинениями в адрес интеллектуальной элиты Франции того времени, позволит анализ смены парадигмы старого способа философствования, на смену которому пришло поколение «трех H», как лапидарно назвал этот феномен В. Декомб. Благодаря анализу философского контекста во Франции первой трети XX в. мы сможем достичь сразу несколько позитивных выводов для истории философии. В первую очередь, мы сможем указать на «французское неогегельянство» как парадигмальный феномен для своего времени, представители которого в той или иной мере вдохновлялись Гегелем, Гуссерлем и Хайдеггером. На примере интеллектуальной биографии А. Койре мы выделим основные интерпретационные точки опоры для экспликации того, какое представление о феноменологии и экзистенциальной аналитике выступало в качестве формообразующего. Основной опорой для подобного рода восприятия мысли А. Койре служит тот факт, что именно он задал тренд на антропологизацию Гегеля, что достигнет своего апогея во «Введении в чтение Гегеля» А. Кожева.