26–27 сентября 2024 г. в Казани состоялся III Казанский международный юридический форум. Его тематика – «#СИЛАПРАВА» – была призвана раскрыть многогранный созидательный потенциал права в условиях происходящих глобальных трансформаций, укрепления межгосударственной интеграции и расширения БРИКС, что будет способствовать формированию новой правовой модели организации взаимодействия между суверенными государствами на принципах равноправия, взаимного уважения и открытости мировому сообществу. Организаторами Форума выступили Республика Татарстан, мэрия города Казани, Ассоциация юристов России, Казанский федеральный университет, Ассоциация выпускников юридического факультета Казанского федерального университета.
В настоящей статье исследуется биографический методологический подход, применение которого позволяет уяснить смысл учения без отрыва от личности его автора, благодаря чему содержание учения возможно осмыслить с нового ракурса и лучше исследовать историю развития политико-правовой мысли. Познание биографий ученых помогает проследить эволюцию научных взглядов на государство, право и политику, способствует осмыслению прогресса учений, показывая, как идеи мыслителей прошлого влияют на современные достижения в области теории государства и права, как возникают юридические традиции и правовые школы. В настоящей статье дано определение понятия «биографический методологический подход» как познавательной ориентации, позволяющей изучать историю учений о государстве и праве как неотъемлемую часть социокультурной среды общества, используемую в целях объяснения роли и значения в данных процессах субъективно-личностного фактора ученого. Определены познавательные возможности данного подхода для науки истории правовых и политических учений. Актуальность настоящего исследования определяется тем, что юридической наукой востребованы междисциплинарные и теоретико-методологические исследования. Новизна исследования состоит в проработке биографического методологического подхода, который недостаточно рассмотрен в науке истории правовых и политических учений и требует более глубокого изучения. Подобные исследования могут быть ценным вкладом в науку истории правовых и политических учений.
Статья посвящена анализу международно-правовых обязательств государств в сфере реализации права на здоровье. Рассматриваются универсальные правовые инструменты и региональные стандарты, которые формируют многоуровневую систему гарантий. В фокусе исследования - толкование норм универсальных и региональных договоров, а также практика международных органов, демонстрирующая, как обязательства применяются в реальных условиях. Особое внимание уделяется трехуровневой модели обязательств государств - уважать, защищать и осуществлять - с акцентом на предотвращение дискриминации, обеспечение доступа к базовым медицинским услугам и защиту уязвимых групп. Исследуются современные вызовы, такие как пандемии, цифровизация здравоохранения и экологические угрозы. Подчеркивается необходимость международного сотрудничества, предлагаются рекомендации по укреплению систем здравоохранения посредством интеграции правовых норм, инвестиции в инфраструктуру и учета глобальных рисков на основе баланса между суверенитетом государств и обязательством гарантировать здоровье как общественное благо.
Анализируются различные доктринальные подходы к определению территориальных государственных изменений, выделяются их виды, а также рассматриваются основные цели, преследуемые государствами при их осуществлении. Особое внимание уделяется соотношению целей территориальных изменений с фундаментальными принципами международного права, такими как принцип территориальной целостности государств и право народов на самоопределение. Учитывая актуальность проблематики присоединения новых территорий в контексте современных международных отношений, акцент делается на правовой природе и специфических последствиях данного вида территориальных изменений. В статье отмечается, что присоединение новых территорий является сложным и многоаспектным процессом, имеющим значительные правовые последствия как для присоединяющего государства, так и для международного сообщества в целом. Присоединение новых территорий - это не только юридический акт, но и сложный социально-политический процесс, требующий от государств взвешенности, ответственности и приверженности принципам международного права. Только при соблюдении этих принципов присоединение может способствовать укреплению международной стабильности и сотрудничества. Подчеркивается важность соблюдения норм и принципов международного права, обеспечения прав и интересов населения присоединенных территорий, а также поддержания международного мира и безопасности.
Настоящая работа продолжает исследование, начатое в статье «Договор о запрещении ядерного оружия: введение в проблематику» (2024. № 6. С. 5-12). Автор предлагает международно-правовой анализ ключевых положений Договора 2017 г. с позиции основ права международной безопасности (в системной связи с Уставом ООН 1945 г. и Договором о нераспространении ядерного оружия 1968 г.) и права международных договоров. В процессе анализа выявляются явные пробелы, противоречия и несостыковки как с существующим режимом нераспространения ядерного оружия и обязательствами ядерных держав, так и с отдельными положениями самого Договора 2017 г. Низкая юридическая эффективность норм и невысокое качество всего международного режима обусловлены не только отсутствием среди разработчиков текста ядерных держав, но и явно неудачной попыткой искусственно соединить в рамках Договора различные нормы действующих режимов ядерного, химического и бактериологического нераспространения. В результате автор приходит к выводу, что даже присоединение к Договору 2017 г. стран, de jure и de facto обладающих ядерным оружием, не сможет обеспечить гарантированное ядерное разоружение.
Китайская доктрина международного права сформировалась во второй половине XX в., во многом под влиянием советской доктрины. Многие из заимствованных идей были впоследствии переработаны и адаптированы к внешнеполитическим задачам КНР. В статье рассматривается история китайской доктрины с 1949 г. (основание КНР) по 1992 г. (победа сторонников реформ). В этот период Китай пережил несколько радикальных изменений как во внутренней, так и во внешней политике. Эти изменения, однако, почти не затронули правовую доктрину: работы, опубликованные в 80-х гг., менее радикальны, чем работы 50-х гг., но также делают акценты на суверенитете, согласовании воль, сосуществовании и т. д. После рассмотрения внутреннего и внешнего контекстов автор освещает развитие юридического образования и науки, марксистский подход как методологическую основу китайской доктрины, позиции китайской доктрины по отношению к отдельным проблемам международного права и, наконец, ее вклад в развитие международного права, как его видят сами китайские ученые. В заключении выделяются общие особенности китайской доктрины. К их числу относятся лояльность ученых по отношению к государству, отсутствие претензий на оригинальность, дефицит критики и публичной дискуссии, структурированность, неразвитость абстрактного мышления и юридического языка, узкая (китайская) перспектива и значительные внешние влияния. Многие из этих особенностей объясняются особым социальным статусом китайского ученого: китайская интеллигенция никогда не образовывала отдельного класса, но всегда входила в правящий класс; важной частью карьеры ученого была сдача экзамена на доступ к госслужбе; его главной целью являлось не установление истины, а поддержка правительства и забота о народе. В целом китайская доктрина международного права выглядит уникальным и интересным артефактом. С одной стороны, она воспроизводит многие западные идеи; с другой стороны, она содержит элементы конфуцианской морали, выражает синоцентричную концепцию миропорядка и обладает сходством с доктринами эпохи империи и периода Гоминьдана. Вопрос о перспективах ее развития и ее возможном влиянии на глобальный порядок остается открытым.
В статье утверждается, что в настоящее время прямой судебный нормоконтроль осуществляется лишь в отношении таких источников трудового права, которые принимаются публичными субъектами. Автор критически относится к указанному решению законодателя и к доктринальной идее о невозможности применения прямого судебного нормоконтроля к специфическим источникам трудового права, принимаемым непубличными субъектами (локальным нормативным актам, коллективным договорам и соглашениям, актам общероссийских спортивных федераций, внутренним установлениям религиозных организаций). Основываясь на аргументах о развитии прямого судебного нормоконтроля, расширении его предмета, эволюции источников трудового права, автор подчеркивает, что сущностным признаком прямого судебного нормоконтроля является распространение проверяемого акта на неопределенный круг лиц, а не публичность субъекта, принявшего акт. Автор приходит к выводу о том, что специфические источники трудового права отвечают всем необходимым признакам для констатации допустимости осуществления прямого судебного нормоконтроля в отношении них. В заключение автор выражает надежду на то, что прямой судебный нормоконтроль в отношении источников трудового права особого рода станет эффективным способом защиты от нормотворческих дефектов в сфере наемного труда.
В ходе исторического развития в обществе могут складываться новые виды социальных отношений, требующие правовой регламентации. Формирующиеся правовые массивы нужно интегрировать в существующую систему права и законодательства. Это возможно только при условии теоретической проработки вопроса. Осмысление «права социальной культуры» - яркий исторический пример такой интеграции, способствующей выводу необходимых теоретических положений. В работе приведен краткий очерк положения сферы культуры в конце XIX - начале XX в. в Российской империи, описаны коренные изменения, которые были совершены большевистской властью. Очерчены основные исторические этапы дискуссии о месте «права социальной культуры» в системе социалистического права. На базе полученных результатов сформулирован ряд актуальных выводов общего характера (о логике дискуссии, значении правовой науки и др.).
В статье исследуется расширительное толкование Верховным Судом РФ субъектного состава возмещения ущерба, причиненного преступлением, на примере освобождения от ответственности с назначением судебного штрафа. Автор анализирует предоставление третьим лицам возможности уплаты возмещения с позиции противоречия доктринальным основам уголовного права. Отмечается, что единственным условием, которое необходимо выполнить для освобождения по ст. 76.2 УК РФ, является возмещение ущерба, при этом оно-то и может быть исполнено другим лицом, не причастным к совершению преступного деяния. Аргументируется, что освобождение от ответственности выступает специфичной мерой уголовно-правового воздействия, оно носит стимулирующий характер, поскольку позволяет виновному продемонстрировать и доказать нивелирование своей общественной опасности путем самостоятельного совершения добровольных действий. В случае же выполнения условий лицами, не причастными к совершению преступления, вывод об утрате общественной опасности виновным представляет собой фикцию. Приводятся доводы, обосновывающие, что освобождение от ответственности - это поощрение, которое, по своей сути, должно предоставляться только лицу, заслуживающему его своими активными действиями. Изучение сущности базового уголовно-правового принципа личной ответственности в отечественном уголовном законодательстве позволило автору установить факт его нарушения в исследуемой позиции Верховного Суда РФ. Выполнение любых условий освобождения должно носить исключительно личный характер. Особое внимание уделяется аспекту неуместного «внедрения» механизмов гражданско-правовой принадлежности в уголовное право. В качестве вывода автор предлагает исключить такое допущение из актов официального толкования или конкретизировать его интерпретацию.
Автор констатирует расширение спектра криминалистически значимой информации, которая может быть использована для расследования преступлений и обеспечения кибербезопасности и личной безопасности граждан за счет сетевой информации. При рассмотрении основных монографических исследований, связанных с выделением сетевой криминалистики (криминалистического исследования компьютерных систем и сетей) в качестве самостоятельного раздела, указано, что до последнего времени исследованию подвергались лишь глобальная сеть Интернет и отчасти локальные сети. Между тем выделяется более широкий спектр сетей по функционалу и уровню обслуживания: нательная (BAN), персональная (PAN), локальная (LAN), кампусная (CAN), городская (MAN) и глобальная сети (WAN). Основное внимание уделено двум первым уровням компьютерных сетей, имеющим непосредственную взаимосвязь с конкретным человеком. Утверждается, что релевантная информация может быть извлечена из сетей практически любого типа. Рассмотрены криминалистические аспекты выявления и исследования данных сетей, а также их применения. Анализируется возможность использования этих сетей для несомненной идентификации человека, оценки действий в определенный момент времени и др. Электронная природа обозначенной информации характеризует возможность ее трансформации в электронные доказательства в различных видах судопроизводства.
Определяются особенности современного механизма правового регулирования деятельности Банка России в сфере защиты прав потребителей финансовых услуг, а также тенденции и актуальные направления его влияния на формирование правового регулирования ответственности финансовых организаций за нарушение положений нормативных правовых актов и осуществление недобросовестных действий в отношении потребителей. Исследуется новый правовой механизм рассмотрения обращений и жалоб потребителей финансовых услуг Банком России, вступивший в действие с 1 июля 2024 г. и предполагающий перенаправление обращений на рассмотрение в финансовую организацию, действия которой обжалуются. Анализируются его положительные стороны и риски. Отдельно рассматриваются особенности поведенческого надзора Банка России, формирования им подходов к правовому регулированию предоставления финансовых услуг и причины осуществления недобросовестных практик финансовыми организациями. Автор приходит к выводу о постоянной и масштабной работе, осуществляемой Банком России в сфере защиты прав потребителей финансовых услуг. Объем полномочий и количество реализуемых мероприятий позволяют говорить о том, что защита прав потребителей финансовых услуг может быть признана функцией Банка России. Предлагается внесение изменений в законодательство для ее закрепления.
Период с 1911 по 1949 г. - время «сборки» Китая как государства. В течение этого времени он опробовал разные формы правления и территориального устройства и разные идеологии, использовал разные внешнеполитические стратегии: изоляционизм, ориентацию на Запад и сотрудничество с СССР. Результатами стали выбор в пользу республики, унитаризма и коммунизма (все это с выраженной китайской спецификой) и формирование паттернов, определяющих внутреннюю и внешнюю политику Китая. Статья описывает процесс развития китайского государства, акцент сделан на событиях, имеющих отношение к международному праву. Указанный период делится на две части: период политической турбулентности, предшествовавший японской агрессии (1911-1931), и период относительной консолидации (1931-1949), вызванный данной агрессией. Кроме того, рассматриваются состояние китайской доктрины международного права, обстоятельства отделения Монголии и отношения между Китаем и Тибетом. В заключении автор делает ряд выводов. Во-первых, в указанный период Китай решил сразу четыре задачи: он преодолел зависимость от иностранных государств, отказался от старой феодальной системы в пользу республики, преодолел региональную раздробленность и разрешил классовые противоречия. Во-вторых, институты современного китайского государства были сформированы как ответ на вызовы, вставшие перед китайским народом. В-третьих, внешнеполитические задачи были решены лишь частично: Китай добился отмены неравноправных договоров и частично восстановил свою территориальную целостность, но не смог эффективно противодействовать агрессии со стороны Японии. В-четвертых, опыт данного периода определил внешнеполитические стратегии Китая (самодостаточность, инструментализм и др.). В-пятых, трансформация Китая породила ряд новых проблем, связанных с самоопределением, изоляционизмом и рецепцией права.