Архив статей журнала
Сияние - это один из элементов украшения Священного Стола, характерный исключительно для Армянской Апостольской церкви. Оно сформировалось под влиянием западной церковной традиции, возможно, после 17 века, и использовалось в качестве примера в западной дарохранительнице или остенсориуме. Тот факт, что армянская церковь приняла этот предмет гораздо позже, свидетельствует о его не ритуальном назначении. Сияние обычно представляет собой круглые или овальные металлические композиции, обрамленные лучами, украшенные с одной или с обеих сторон. В центре обычно изображается либо Распятие Христа, либо Мадонна с младенцем. Предметы, сохранившиеся в Румынии, в основном местного происхождения и были созданы в 19 веке. Очевидно, что на дизайн этих предметов оказала влияние местная культура, характерными чертами которой, в частности, являются сцены, украшающие предметы, а также их иконография. В значительной степени мастера остаются неизвестными, но нельзя отрицать, что все образцы были созданы для армянских меценатов.
Статья представляет историографический обзор всех опубликованных сведений о росписях средневекового Ани из документов экспедиций Императорской археологической комиссии под руководством Н. Я. Марра (1892-1893 и 1904-1917 гг.), которые до сих пор являются самыми значительными и масштабными в истории изучения древнего города. Материалы, собранные и оставленные Н. Я. Марром и его сотрудниками, являются важнейшим, а иногда и единственным источником знаний о существовавшей когда-то живописи анийских храмов. Текст статьи разбит на параграфы, посвящённые изучению росписей церквей Св. Григория (Оненца), Св. Григория (Бахтагека или Хачута), Спасителя (Пркчи), а также скальной усыпальницы Тиграна Оненца. Внимательное исследование источников, а также определение местонахождения неопубликованных материалов о живописных ансамблях Ани станет фундаментом для дальнейших комплексных исследований, включающих изучение архивных документов, обследование росписей in situ, а также всесторонний искусствоведческий анализ. В свете новых знаний о византийских памятниках монументальной живописи в мировой и отечественной науке, предполагающих углублённое понимание художественных коммуникаций внутри большого средневекового мира, представляется возможным увидеть росписи Ани в наиболее достоверной исторической перспективе.
С 1892 по 1917 гг. состоялось шестнадцать археологических экспедиций под руководством востоковеда и археолога Н. Я. Марра в древний город Ани - уникальный средневековый архитектурно-археологический комплекс, занимающий важное место в истории мировой культуры. Сотрудники экспедиции изучали анийские храмы, их монументальную живопись и элементы декора, крепостную архитектуру, жилые постройки разного назначения, древние надписи, предметы материальной культуры. За годы работ было накоплено много ценной документации, включавшей дневники и отчёты полевых исследований, чертежи, фотографии. Большинство этих материалов пропало в 1918 г., однако в архивном собрании ИИМК РАН сохранилась часть документов, фиксирующих работы в Ани с 1892 по 1917 гг. Среди них важное источниковедческое значение имеют экспедиционные фотографии. Они хранятся в фонде Императорской археологической комиссии, в личных фондах Н.Я. Марра и учёных, принимавших участие в экспедиции. На них запечатлены ландшафты, архитектура и монументальная живопись Ани, окрестные монастыри, процесс археологических и реставрационных работ в разные годы, интерьеры Анийского музея, участники экспедиции. Многие из фотографий остаются неизданными. Самая значимая фотоколлекция относится к первым двум годам полевых работ. Систематизация и введение в научный оборот этих фотоматериалов в совокупности с анализом публикаций и натурными съёмками даст возможность восстановить более подробно детали и общий ход многолетних исследований Н.Я. Марра в Ани, а также применить современные комплексные походы к изучению историко-культурного наследия древнего города. Обращение к этим архивным материалам стало особенно актуальным в последние годы, когда на территории Ани вновь ведутся реставрационные работы и открылся музей.
В статье проводится анализ форм ктиторских скульптурных композиций из анийских церквей Св. Григория (Бахтагека) и Внутренней крепости (Ахчкаберда). Обе эти скульптуры во фрагментарном состоянии были обнаружены и вскоре утеряны в период работы археологической кампании в Ани, проводимой по поручению Императорской Археологической Комиссии. На протяжении почти ста лет исследователям не были известны сохранившиеся фотоснимки фрагментов с рельефами ктиторов. На основе атрибутированных автором архивных снимков с фрагментами фигур ктиторов предпринимается попытка воссоздания облика этих рельефных композиций. Высказывается предположение об их наиболее вероятном месторасположении в самой постройке, обусловленном не только сложившейся за столетия в армянском зодчестве традицией размещения скульптурного ктиторского портрета, но и архитектурными особенностями анийской школы начала Закаридской эпохи.
Возобновление спустя столетие комплексных исследований архитектуры Ани, столицы и крупнейшего города средневековой Армении, требует обращения ко всем сторонам развития анийской школы зодчества, ярко проявившей свои лучшие качества не только в церковной, инженерной, фортификационной архитектуре, но и в создании дворцов. В Ани в плохой степени сохранности до наших дней дошли дворцовые комплексы и здания, каждое из которых заслуживает отдельного исследования. Но для выявления состояния, степени изученности материала и определения необходимой направленности такой работы потребовался аналитический обзор всей совокупности памятников, на что нацелена настоящая статья. При отсутствии письменных источников о строительстве дворцов, первостепенное значение имеют отчеты о проведении раскопок и описания, составленные в годы работы в Ани экспедиции под руководством Н.Я. Марра, когда постройки были в значительно лучшем состоянии и давали возможность выдвижения реконструкций их композиций и значимых архитектурных форм. В статье приводятся наблюдения и фотографии авторов, сделанные во время посещений Ани за последние годы. Описания памятников осуществлены в соответствии с относительной хронологией их строительства. Обращено внимание на те особенности планировки, строительной техники и художественного оформления, которые представляются авторам наиболее ценными и определяющими направленность дальнейших археологических и архитектурных исследований. Обсуждены дискуссионные вопросы о дворцовой функции некоторых сооружений Ани, мнения ученых по поводу проявления разных сторон архитектурного творчества, непосредственно связанных с глобальными трансформациями архитектурных традиций на Ближнем Востоке.
В статье рассматриваются скульптурные лица, или головы, которые очень популярны в искусстве средневековой Армении и Южного Кавказа. Они часто занимают внешние ниши церквей, украшают алтарные части или восточные фасады. Эти обобщенные образы, лишенные индивидуальных черт, заметно отличаются от образа дарителя и других изображений. Иконографический анализ и сравнения с аналогичными изображениями раннехристианского искусства (напольная мозаика, текстиль, скульптура) дают все основания рассматривать их как образы-аллегории или персонификации, символизирующие природные стихии и другие символические образы. Чтобы лучше понять значение этих скульптурных голов, или лиц, в статье основное внимание уделяется декоративной программе двух церквей - Сюни-Ванк (Армения VII века) и Кумурдо (Грузия X века), которые совпадают по композиции и группам изображений.
Статья посвящена проблеме репликации в позднеантичном скульптурном портрете. Отдельные аспекты этого явления прослеживаются в работе на материале различных категорий образов - изображений императоров, философов и частных лиц. Все они в той или иной мере оказываются зависимыми от типажа и используют принцип воспроизведения заданной модели. В силу этого в ряде случаев кажется нецелесообразным выделять произведения, сходные на уровне реплик. Детальное тождество указывает лишь на более точное повторение модели, как правило, в рамках одной мастерской, но концептуально не отличающееся от менее точных «копий». Другие примеры демонстрируют, что сознательную репликацию не всегда можно отличить от случайных совпадений, вызванных весьма ограниченным числом типажей и взаимозаменяемых формальных мотивов. Особое внимание в работе уделено проблеме реплики в частном портрете. Существование копийных изображений одного и человека заставляет пересмотреть наше отношение к типологической однообразности в позднеантичном портрете, а также свидетельствует о ценности таких категорий как узнаваемость и фиксация внешнего облика. Материал посвятительных надписей показал, что практика возводить несколько статуй одному человеку действительно сохранялась. Однако с высказанными в литературе предположениями о конкретных произведениях, считающихся репликами, трудно согласиться. Выделенные пары почти не отличаются от прочих изображений соответствующей им типологической и хронологической группы. Тем более, что со временем репертуар допустимых для вариации мотивов неумолимо сокращался. Так, для создания двух портретов одного человека не было необходимости в дословной репликации конкретной скульптуры - совпадение типажа и самых общих характеристик оказывалось вполне достаточным для решения этой задачи.
Статья посвящена истории почитания философов и поэтов в античности. Одной из его форм было создание скульптурных портретов и мозаичных и фресковых картин, по нашей мысли, функционировавших в среде какой-то формы религиозного культа. Многочисленные источники (историки, философы-неоплатоники, христианские писатели) сообщают об отношении к мудрецам как к пророкам, чудотворцам, божественным посредникам, к их мудрости - как признаку присутствия божества и - в результате - способу достижения бессмертия. Этот «голос эпохи» подтверждает, что рассматривать изображения философов и поэтов только как портреты выдающихся представителей культуры, чтимых в образованной среде, невозможно, - это не отражает всей картины. Отношение к дару философу и поэта как богодухновению, к ним - как героям в античном смысле этого слова (и в этом смысле они родственны мифологическим героям, некоторых из которых продолжали изображать в IV-VI вв.), могло стать главной причиной того, что сюжет с мудрецами сохранялся вплоть до VI в., в значительной мере уже в христианском контексте, и возродился к XI в.
Эта публикация посвящена широкому кругу вопросов, связанных с рельефным циклом II века, который частично сохранился в более позднем памятнике, известном как Федрус Бема. Авторы поддерживают гипотезу о том, что фриз изначально был частью сценического сооружения афинского театра, и приводят дополнительные аргументы в пользу этого утверждения. На четырех сохранившихся плитах изображены важные события из жизни Диониса. В то же время фриз содержит четкие отсылки к местным культам, топографии города и религиозным праздникам, тем самым раскрывая истоки драмы и дионисийской религии в Аттике. Особый акцент на мотиве восседающего на троне божества в рельефах Бема заслуживает внимания и должен быть связан со священными практиками и культовыми образами святилища Диониса Элевтерия, расположенного рядом с театром. Помимо теологических причин, эти акценты, возможно, имели и политическую подоплеку в связи с личностью Адриана, который был назван Неос Дионис как покровитель церкви.
Комплекс римского форума в Терджесте (современный Триест) включает в себя необычный для архитектуры Ранней Римской империи элемент - пропилеи с выступающими крыльями и богатым скульптурным декором. Этот памятник, некоторые элементы которого были обнаружены еще в 17 веке, имеет обширную историографию, благодаря поэтапным археологическим исследованиям, осложненным тем фактом, что пропилеи были встроены в средневековую колокольню кафедрального собора Триеста. Статья развивает и дополняет ранее сделанные наблюдения относительно архитектуры и убранства пропилей, сочетая семантический анализ рельефов с анализом архитектурной формы, которая кажется уникальной не только для Северной Италии, но и для римской императорской архитектуры I века в целом.
Работа посвящена вопросам атрибуции обнаруженных в 1937 г. в Мирмекии двух крупных архитектурных блоков, являвшихся частями дорического антаблемента одного здания. До настоящего времени эти фрагменты остаются наиболее яркими образцами дорической архитектуры, обнаруженными на городище. Авторы раскопок датировали детали позднеклассическим временем, основываясь на доступном им сравнительном материале. В качестве аналогий исследователями было привлечено 9 дорических сооружений IV-III вв. до н. э. Анализ состоял в сравнения пропорций ордерных членений. Современные возможности обработки данных позволяют выйти на более широкий спектр аналогий и получить картину развития ордерной архитектуры за счёт анализа изменений значительно большего количества признаков. В данной работе в качестве сравнительного материала рассмотрены более 60 дорических сооружений IV-II вв. до н.э. и оценены их различия в оформлении антаблемента. В ходе анализа были определены наиболее значимые датирующие признаки и их распределение среди объектов выборки. В результате была получена общая картина региональных и хронологических особенностей дорических сооружений позднеклассического и эллинистического времени. Выявленные аналогии позволили датировать архитектурные фрагменты из Мирмекия второй половиной III в. до н.э.
В статье рассмотрены два фракийских памятника - курганы Четинева Могила и Шушманец. Их устройство, с одной стороны, позволяет ставить вопрос о микенских реминисценциях во фракийской архитектуре. С другой - архитектурное оформление их камер вызывает ассоциации с классическими греческими толосами, известными по сооружениям в Дельфах и Эпидавре, а также с их вариациями - Дорическим толосом и Арсинойоном на о. Самофракия, толосом в Лимире и др. Каким образом рассматриваемые памятники соотносятся с толосами микенскими и толосами классическими; в какой мере им присущи функциональные и семантические черты толосов-«оригиналов»; какую идею могли транслировать через эти формы фракийские заказчики - этим вопросам посвящена статья. Анализ генезиса фракийского толоса показывает, что микенские черты могли проникать в погребальную архитектуру Фракии из соседних регионов, где микенские реминисценции сохранялись в течение всего I тыс. до н. э. Мотив классического толоса-периптера проник во Фракию, вероятно, в контексте общего распространения типологии и ее популярности среди правящих элит - главных заказчиков фракийских сооружений. Этот перенос вписывается в общую тенденцию «эклектизма» и свободной апелляции к различным архитектурным иконографиям в архитектуре эллинистического периода. Вместе с тем, характерный для Фракии V-IV вв. до н. э. культ героизированного правителя и его посмертное почитание как антроподаймона (ἀνθρωποδαίμων) вполне органично смыкаются с семантикой толосов, как классических, так и восходящих к микенской традиции.