ВЕСТНИК РОССИЙСКОГО УНИВЕРСИТЕТА ДРУЖБЫ НАРОДОВ. СЕРИЯ: ФИЛОСОФИЯ

Рассматривается логико-гносеологическое учение Леонида Евгеньевича Габриловича (1878-1953) - русского философа, логика, инженера, литератора, а впоследствии и русско-американского мыслителя. Работы Л.Е. Габриловича до сих пор остаются практически неизвестными или малоизвестными даже историкам русской философии. В предлагаемом вниманию читателей исследовании философской концепции одного из главных сочинений Л.Е. Габриловича «О математическом мышлении и понятии актуальной формы» (1914) центральное место занимает изучение теории «актуальных форм», которая проясняет основания мышления человека. Доказывается, что затронутые Габриловичем темы математического формализма, системы опыта, актуальной формы и проблемы числа являлись логико-гносеологическими аспектами его философии. Раскрывается существо рецензии на это сочинение Габриловича знаменитого немецкого математика и логика Леопольда Лёвенгейма, опубликованной в 1915 году. Выявляется сходство теории актуальных форм Габриловича и идеи теоремы Лёвенгейма. Проведенный здесь анализ сочинения Габриловича освещает не только малоизвестные страницы русской философской мысли, но и должен послужить обогащению и заполнению существующих лакун в изучении русской философии прошлого века. В процессе изучения центрального сочинения Габриловича получены результаты, на основании которых сделан вывод о стремлении русского исследователя построить законченную систему науки философии. В своей эмиграции Габрилович обращался к наследию таких русских философов, как Владимир Соловьев и Николай Бердяев, что удивительным образом у него сочеталось с математическим мышлением и концепцией актуальных форм. В исследовании очерчены перспективы изучения этого и других сочинений Габриловича в контексте неокантианства и философии математики. Предложенную Габриловичем оригинальную теорию «актуальных форм» можно считать результатом философского осмысления оснований математики, что было характерно именно для логико-гносеологических философских поисков. Таким образом, в исследовании подчеркивается необходимость изучения творчества русского философа Л.Е. Габриловича в современной русской философии.

Вольфганг Маркс представлен как постнеокантианец par excellence. Вольфганг Маркс начинает с эссе о Пауле Наторпе, затем пишет книгу о Гегеле и Германе Когене, а затем - свою первую большую работу «Топология рефлексии» (1984). В этой книге Вольфганг Маркс отрицает, что великие эпистемологические цели традиционной философии, такие как, в гегелевской перспективе, нахождение «в себе» первой мысли, из которой могут быть получены все дальнейшие мысли, или «в себе» конечной мысли, в которой и с которой философское мышление придет к окончательному завершению, вообще достижимы. Соответственно, не существует «единства мира согласно единству Логоса». Эти философско-критические тезисы объясняют, почему философия Вольфганга Маркса практически не признается сложившимся философским истеблишментом. После «Топологии рефлексии» представлен и второй основной труд - «Миры сознания» (1994), где прозрения, полученные в отношении чистого мышления в «топологии рефлексии», переносятся на сознание и конкретизируются в нем. Наконец, представлено, что Вольфганг Маркс выразил себя во множестве индивидуальных публикаций на различные темы. Среди них как персонализированные вопросы о Рудольфе Карнапе и Мартине Хайдеггере, так и чисто систематические, например, об актуальности философского системного понятия.

Цель исследования - внести вклад в историю проблем трансцендентальной философской традиции вплоть до наших дней. В центре - вопрос о преемственности трансцендентальных философских исследований в XX веке по отношению к ситуации до и после Второй мировой войны. Решающей точкой отсчета здесь является неокантианство. Канонические исследования неокантианства определяют его на основе его основной фазы между 1895 и 1912 годами, которой предшествует возникновение неокантианства и завершает его распад. Среди исследователей нет единого мнения, когда речь идет об определении и датировке возникновения и конца неокантианства. Однако большинство исследователей сходятся во мнении, что конец неокантианства приходится на период между 1918 и 1945 годами и что это знаменует собой разрыв этой философской традиции. Тем не менее существует также исследовательская перспектива, которая следует за основной фазой неокантианства с пост-историей. Однако предложенный для этого термин «неокантианство» отвергается большинством исследований неокантианства. Курт Вальтер Цайдлер и Анджей Норас по-разному подошли к исследованию пост-истории неокантианства. Цайдлер делает «постнеокантианскую систематику» руководящим принципом своего анализа, стремясь к преемственности в рамках неокантианской школы реалистической критики. Анджей Норас, напротив, интерпретирует онтологическое толкование Канта 1920-х годов и его критику эпистемологически ориентированного классического неокантианства как постнеокантианство, за которым следует неонеокантианство как критика критики постнеокантианства. Таким образом, оба автора приводят аргументы в пользу преемственности трансцендентальной философской традиции в XX веке, при этом отправной точкой своих исследований они делают предполагаемый конец неокантианства. Термины «неокантианство», «неонеокантианство» и «постнеокантианство» будут разъяснены и контекстуализированы в рамках исследования неокантианства. На основе этого изложения разрабатывается перспектива трансцендентальной философской систематики XXI века, которая продуктивно использует XX век в качестве своего проблемно-исторического фундамента.

Среди исследователей до сих пор существуют разногласия по вопросу о замысле, единстве и связности философии Канта. Учитывая временную дистанцию до Канта, такое положение дел столь же удивительно, сколь и неудовлетворительно. Поэтому тем более приятно, что в исследованиях Канта наметилось новое движение, особенно в результате последних научных работ, а также благодаря повторному открытию более ранних работ, что дает надежду на то, что на некоторые фундаментальные вопросы кантовской философии действительно можно найти ответ. Это относится и к вопросу о единстве и структуре трех критических работ, о которых пойдет речь в этой статье. В центре этой темы находится тезис о том, что три критики, взятые вместе, отвечают или пытаются ответить на основную задачу всеобъемлющей критики чистого разума, а именно: утвердить разум в качестве конечного и самоосновополагающего принципа всего опыта. Сама по себе каждая из трех критик представляет собой необходимый момент более всеобъемлющего движения обоснования, которое критика в целом проходит трижды. В каждом из этих отрывков он сталкивается с апориями, которые уже не могут быть разрешены с его соответствующей точки зрения, но приводят к необходимой последовательной точке зрения. Порядок критики разума следует классической доктрине трансцендентализма. Так, разум в теоретическом плане образует принцип систематического единства, в практическом - принцип объективной обоснованности, то есть истинности, а в размышлении о всеобщности единой причины, лежащей в основе обеих форм разума, - принцип совершенства. Отсюда «Критика чистого разума» в целом должна вернуться к своему началу, а именно к изложению своих предпосылок. Тот факт, что сам Кант не завершил свою систему, не должен быть поводом для сожаления, а скорее должен побуждать философствовать с Кантом, а не о нем.

Рассматривается копенгагенская интерпретация квантовой механики и ее эпистемологическое обсуждение Эрнстом Кассирером и Рихардом Хёнигсвальдом. Отправной точкой является трактат Кассирера «Детерминизм и индетерминизм в современной физике», опубликованный в Стокгольме. В последующем обмене письмами участвовали оба философа и несколько физиков. С физической точки зрения копенгагенская интерпретация подверглась особой критике со стороны Макса фон Лауэ и Эйнштейна. Оба они требовали пересмотра основ квантовой механики или критического рассмотрения основных физических понятий. Были отвергнуты эпистемологические следствия копенгагенской интерпретации, в частности, то, что взаимодействие между наблюдением, наблюдаемым и наблюдателем в экспериментах по квантовой физике должно привести к отказу от концепции причинности или объективно однозначного описания природных процессов. Кассирер утверждает, что квантовая механика выполняет эпистемологическое требование преобразования онтологических «понятий вещей» в эпистемологические понятия отношений и поэтому совместима с неокритическим подходом, который он отстаивает. В это же время Хёнигсвальд работал над двумя крупными трактатами о структуре физики и понятии причинности. Здесь он предпринимает эпистемологическое обоснование физики в целом. Трансцендентальное обоснование понятия опыта и его спецификации в таких принципах, как созерцание, наблюдение или эксперимент, представляется необходимым. Поэтому Хёнигсвальд, по существу, отвергает копенгагенскую интерпретацию, поскольку она выводит эпистемологические следствия физическими средствами и тем самым недопустимо переворачивает трансцендентально необходимые отношения обоснования. Эти аргументы рассматриваются и могут быть использованы в современной дискуссии об эпистемологических основаниях квантовой механики и физики в целом. Постнеокантианское, трансцендентальное философское обоснование научного знания, особенно современной физики, представляется возможным и необходимым.

Обсуждая Канта, неокантианство и современную трансцендентальную философию, с одной стороны, и спекулятивный идеализм Гегеля - с другой, Кристиан Крайнен рассматривает философскую форму, в которой постнеокантианский идеализм имеет будущее. Во-первых, он определяет тип кантовского трансцендентального идеализма, который представляет собой его наиболее развитую форму. Здесь Крайнен отличает интерсубъективно-теоретические формы трансцендентальной философии от феноменологии и неокантианства и фокусируется на феноменологии и неокантианстве. В анализе Крайнена проявляется программный основополагающий дефицит феноменологии. С точки зрения теории принципов феноменология отстает от концепции философских оснований Канта, в то время как неокантианство и современные трансцендентальные философы продолжают соответствующую программную линию рассуждений Канта. Впоследствии Крайнен показывает, что даже в своей наиболее развитой форме трансцендентальный идеализм страдает от формализма. Это связано с тем, что трансцендентальная философия упускает методический момент «реализации понятия» в смысле гегелевского спекулятивного идеализма. По этой причине «форма» и «содержание» остаются внешне противопоставленными друг другу. Гегелевский упрек формализму не утверждает, что формы Канта - это просто пустые оболочки, пренебрегающие содержательно-логическим характером принципов в смысле трансцендентального идеализма. Напротив, упрек Гегеля касается методической проблемы, которая мешает трансцендентальному идеализму реализовать свои собственные амбиции. Наконец, Крайнен проясняет, в каком смысле гегелевская сублимация трансцендентального идеализма в спекулятивный идеализм имеет существенное значение для будущего постнеокантианского идеализма.

Рассматривая вопрос о возможном возрождении систематической трансцендентальной философии, автор прослеживает развитие проблем от зарождающегося неокантианства до постнекантианства и до настоящего времени. Неокантианство во многом определило это развитие, так как, следуя «аналитическому методу» Пролегомен , оно основывало свои теоретические претензии на «факте науки» и других фактах культуры. Поскольку факты науки и культуры начали драматически меняться в начале ХХ века, этот «объективизм значимости» быстро терял доверие. Хотя его критиковали и в неокантианстве (Эмиль Ласк, Пауль Наторп), эти разрозненные подходы и призывы к обновлению и углублению рефлексии принципов оставались неэффективными, поскольку его спасение искали в вынужденной ориентации на отдельные науки или в новых ортодоксальных взглядах и академических «исследованиях». О преемственности в постановке трансцендентально-философских вопросов, но ни в коем случае не о возрождении систематической трансцендентальной философии, позаботились задокументированные автором под названием « Критическая диалектика и трансцендентальная онтология » постнеокантианские подходы межвоенного и послевоенного периода Рихарда Хенигсвальда и Вольфганга Крамера, Бруно Бауха и Ганса Вагнера, а также Роберта Райнингера и Эриха Хайнтеля, которые до наших дней в работах Вернера Флаха и Гаральда Хольца находят систематически ориентированную преемственность и - под знаком философии сознания - в работах Дитера Генриха и Карла-Отто Апеля, по крайней мере, тематическое продолжение. Но для «возрождения систематической трансцендентальной философии» необходимы были более радикальные подходы, чем те, которые были предложены за последние 100 лет: просто потребовалось вернуться к «синтетическому методу» критики разума , который «не кладет в основание ничего данного, кроме самого разума».

13–15 сентября 2023 г. в поселке Новый Свет (г. Судак) состоялась
XIX ежегодная научная конференция «Таврические философские чтения
“Анахарсис”», организуемая философскими факультетами Крымского
федерального университета им. В.И. Вернадского и Российского
государственного гуманитарного университета. Каждый год конференция
имеет свою узкую тему, тема прошедшего года: «Как возможна Другая
философия?» Материалы конференции представлены в сборнике.

В Российском университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы
15 марта 2023 г. прошла Всероссийская научно-практическая конференция с
международным участием «Человек и общество в контексте современности:
Вторые философские чтения памяти профессора П.К. Гречко».

Буддийская этика - интересное учение буддизма, подчеркивающее принятие страдания (дуккха). Когда люди признают, определяют причины и стремятся облегчить дуккху, они обретают благородство и святость. Буддийская этика крайне важна для внедрения в образование, особенно для преподавателей. В XXI в. преподаватели должны владеть информационными технологиями, навыками общения, сотрудничества, критического мышления, решения проблем, инноваций и математической грамотности. Буддийская этика дает представление о том, как разумно подходить к этим требованиям для преподавателей. Цель данного исследования - изучить применение буддийской этики в качестве альтернативного средства повышения компетентности преподавателей в XXI в. В исследовании используется качественный описательный исследовательский подход, сбор данных осуществляется посредством обзора литературы по буддизму и преподавательской этике. Анализ данных проводится с помощью интерпретации и герменевтики. Реализация Четырех благородных истин в современном образовании показывает, что преподаватели позитивно принимают свои проблемы (дуккха), причиной которых является их неспособность контролировать материальные желания, иметь мир и выполнять задачи в соответствии со своими способностями и возможностями. Реализация восьми благородных путей преподавателями заключается в том, чтобы говорить честно, логично и полезно, выполнять обязанности в интересах общества, уважать учеников и окружающую среду и не причинять вреда другим. Преподаватели очищают себя от дурных и нездоровых мыслей, чувственных вожделений, обид, сомнений и жадности, объективно объясняют каждый учебный материал, проявляют добросовестность, дружелюбие и приятность. Буддийская этика универсальна и требует разработки нормативных положений в различных сферах жизни. Таким образом, буддийская этика способствует прогрессу человеческой цивилизации.

Актуальность исследования обусловлена тем, что технологии искусственного интеллекта стремительно развиваются и обладают огромным потенциалом, который с успехом может быть использован на благо человечества, но в то же время таят в себе в условиях социальной и этико-правовой неопределенности немало новых вызовов и ставят ряд этических вопросов в отношении будущего уклада жизни человеческого общества и путей, по которым пойдет его дальнейшее развитие. В статье подчеркивается, что искусственный интеллект обладает потенциалом для того, чтобы изменить будущее человечества в лучшую сторону, тем не менее, искусственные интеллектуальные системы по своей сути не нейтральны и характеризуются внутренне присущей им предвзятостью, которая обусловлена исходными данными, использовавшимися при их «обучении». Ввиду масштабности социальных последствий технологий искусственного интеллекта многие страны обеспокоены сегодня этическими аспектами его использования. Для того чтобы наметить возможные сценарии и задействовать потенциал искусственного интеллекта для реализации возможностей в сфере развития при сохранении контроля над рисками, важно выработать более всестороннее понимание социальных изменений, вызванных все более расширяющимся применением интеллектуальных систем. Делается вывод о том, что проблемы применения искусственного интеллекта необходимо рассматривать сквозь призму анализа социальной сущности человека, современной социокультурной реальности, гуманистических целей и ценностей современного социума. Любые достижения в сфере искусственного интеллекта имеют смысл только в том случае, если они соотносятся с подлинно человеческими ценностями. Отсутствие на сегодняшний день утвержденных на международном уровне этико-правовых норм и стандартов, касающихся применения разработок и инноваций в сфере искусственного интеллекта свидетельствует о необходимости активной и направленной работы российского исследовательского сообщества в данной сфере.

Исследование посвящено анализу проблемы познания в творчестве русского философа XX века Василия Эмильевича Сеземана (1884-1963). Ряд обстоятельств жизни и творчества В. Сеземана повлиял на то, что до сегодняшнего дня его работы остаются малоизвестными. Отечественный философ владел несколькими языками, его научные работы написаны на русском, немецком и литовском языках. В статье приведен подробный обзор основных работ Сеземана по гносеологической проблематике, обосновано, что проблема познания в творчестве русского мыслителя занимает в высшей степени значимое положение. Анализ его подходов к решению гносеологических вопросов, в частности проблемы чистого знания, позволяет увидеть прочные взаимосвязи элементов его философской системы (гносеологии, логики, этики, эстетики, философии культуры). Нацеленность Сеземана на осмысление знания вообще, его критическое отношение к позитивистской позиции о превосходстве естественно-научного знания демонстрируется настойчивым включением вопросов о нравственном, эстетическом и религиозном познания в работы, посвященные гносеологической проблематике. Это подчеркивает не только ключевую роль гносеологии в системе философии Сеземана, но и значение проблем, связанных с духовно-нравственной сферой. Фундированность гносеологических вопросов в онтологии и последовательность в применении антропологического подхода в трактовке знания придает его позиции глубину и создает единство философской системы. Связь различных областей философии осуществляется в том числе и за счет таких краеугольных понятий как: установка, предметное и непредметное, рациональное и иррациональное, рефлексивность, темпоральность, сознание, самосознание, которые являются понятийным каркасом всей философии Сеземана.