Статья посвящена исследованию политической идентичности в Демократической Республике Конго. Автор уделяет особое внимание современной интерпретации понятия «конголитэ» - конголезской идентичности, во многом тождественной идее национального гражданства. Сам концепт «конголитэ» рассматривается в статье как набор правовых норм, как инструмент электоральной борьбы и как символический конструкт. Новое звучание этот концепт приобрел в контексте законопроекта, выдвинутого в 2021 г., а его возвращение во внутреннюю политику является показательным с точки зрения понимания настроений в конголезском обществе. Автор также задается целью выявить основные направления дискуссии об идентичности и приходит к выводу, что одной из ее констант является проблема политико-правового статуса руандафонного меньшинства (баньяруанда / баньямуленге), а другой - регионально-языковая фрагментация, которую усиливает экономико-демографическая специфика. Оба этих фактора в значительной степени влияют на внутренние паттерны голосования. Дискурс «чистоты» автохтонного происхождения оценивается как усугубляющий эту фрагментацию и конфликтогенность в отношениях Конго с государствами региона, в частности с Руандой.
Идентификаторы и классификаторы
Историческая судьба Демократической Республики Конго (ДРК) на протяжении всего XX столетия складывалась трагично: череда кризисов с первых лет деколонизации; болезненное отделение от бывшей метрополии – Бельгии; две конголезские войны на рубеже веков; шаткий баланс сил внутри страны в 2000– 2020 годах. Все эти события побудили политическую науку отнести Конго к так называемым failed state, а затем – к fragile state. К статусу failed state – несостоятельного государства – ДРК относят К. Кодденброк1, Т. Трефон2, Р. Ротберг3, отмечая низкую способность государства эффективно контролировать свою территорию и происходящие на ней процессы, а также адекватно реагировать на экономические и политические вызовы развитию. Понятие «хрупкого / слабого государства» (fragile state) используется в терминологии международных институтов, таких как ОЭСР, Всемирный банк и МВФ, и составляет основу Fragile States Index. Применительно к ДРК его можно встретить в работах К. Кайзера и С. Уолтерс4, С. Тареке5, С. Каплана6, Л. Синье7, Д. Кармента8. При всей неоднозначности этих понятий (С. Гримм9 ) и соответствующих международных рейтингов, сложно отрицать низкий уровень государственной состоятельности ДРК, понимаемой как способность обеспечить пять базовых функций современного государства: внешнюю безопасность, внутренний порядок, легитимность, управление и развитие.
Список литературы
1. Денисова, Т.С., Костелянец, С.В. Демократическая Республика Конго: политическая нестабильность и фактор Руанды // Вестник РУДН. Серия: Международные отношения. 2023. № 1. С. 37-47. DOI: 10.22363/2313-0660-2023-23-1-37-47 EDN: UUQCLB
2. Зарецкий, Ю. История, память, национальная идентичность // Неприкосновенный запас. 2008. № 3. http://magazines.russ.ru/nz/2008/3/za4.html.
3. Кудряшова, И.В. Как обустроить разделенные общества // Political science. 2016. № 1. C. 15-33. EDN: VUCLZF
4. Мельвиль, А.Ю., Миронюк, М.Г., Стукал, Д.К. Государственная состоятельность, демократия и демократизация (На примере посткоммунистических стран) // Политическая наука. 2012. № 4. С. 83-105. EDN: PJSBVP
5. Метаморфозы разделенных обществ / под ред. И.В. Кудряшовой, О.Г. Харитоновой. Москва: МГИМО-Университет, 2020. 284 с. EDN: QUJFIY
6. Миняжетдинов, И.Х. “Балканизация” Ирака: факторы воспроизводства и распространения политического насилия // Конфликты и войны XXI века (Ближний Восток и Северная Африка). М.: Институт Востоковедения РАН, 2015. С. 249-276.
7. Ндайисаба, О. Угроза “балканизации” Демократической Республики Конго и позиция государств региона Великих озер Африки // Южно-российский журнал социальных наук. 2019. № 3. С. 127-135. EDN: LOHFJA
8. Сидорова, Г.М. Интеграция Демократической Республики Конго в систему международных отношений // Экономические отношения. 2017. № 4. С. 375-386. DOI: 10.18334/eo.7.4.38603 EDN: YMWYRR
9. Сидорова, Г.М. Кто виноват в нестабильности Демократической Республики Конго? // Вестник МГИМО-Университета. 2014. № 6. С. 29-36. https://doi.org/0.24833/2071-8160-2014-6-39-29-36. EDN: TFANFR
10. Шишков, В.В. Некоторые тенденции и перспективы политического развития ведущих государств субсахарной Африки и Латинской Америки // Сравнительная политика. 2015. № 2. С. 73-85. EDN: UAFDKL
11. Büscher, Karen, Sigurd D’hondt, and Michael Meeuwis. “Recruiting a Nonlocal Language for Performing Local Identity: Indexical Appropriations of Lingala in the Congolese Border Town Goma”. Language in Society 42, no. 5 (2013): 527-556. DOI: 10.1017/S0047404513000651
12. Carment, David, Yiagadeesen Samy, and Joe Landry. “Transitioning Fragile States: A Sequencing Approach”. The Fletcher Forum of World Affairs 37, no. 2 (2013): 125-51. http://www.jstor.org/stable/45289592.
13. Castillo, Joshua. “The Power of Language and the Language of Power: Sociolinguistic Methods and Social Histories of Language and Political Power in Mobutu’s Congo-Zaire (1965-1997)”. History in Africa, no. 50 (2023): 7-39. DOI: 10.1017/hia.2022.13 EDN: WFCLDD
14. Grimm, Sonya, Lemay-Hébert, Nicolas, and Oliver Nay. “‘Fragile States’: Introducing a Political Concept”. Third World Quarterly 35, no. 2 (2014): 197-209. EDN: VAQPLB
15. Huening, Lars-Christopher. “Making Use of the Past: the Rwandophone Question and the ‘Balkanisation of the Congo.’” Review of African Political Economy 135, no. 40 (2013):13-31. DOI: 10.1080/03056244.2012.761603
16. Jackson, Stephen. “Sons of Which Soil? The Language and Politics of Autochthony in Eastern D.R. Congo”. African Studies Review 49, no. 2 (2006): 95- 124. DOI: 10.1353/arw.2006.0107
17. Kaiser, Kai, and Stephanie Wolters. “Fragile States, Elites, and Rents in the Democratic Republic of Congo (DRC)”. In In the Shadow of Violence: Politics, Economics, and the Problems of Development, edited by Douglass C. North, John Joseph Wallis, Steven B. Webb, and Barry R. Weingast, 70-111. Cambridge: Cambridge University Press, 2012.
18. Kamunga, F. Report on Citizenship Law: Democratic Republic of Congo. EUI Global Citizenship Observatory, 2022. https://cadmus.eui.eu/bitstream/handle/1814/74188/RSC_GLOBALCIT_CR_2022_1.pdf.
19. Kankolongo, A.M. “La cohabitation du français et des langues nationales en République démocratique du Congo est-elle harmonieuse?” In Le français et les langues partenaires: convivialité et compétitivité, 141-150. Pessac: Presses universitaires de Bordeaux, 2014.
20. Kaplan, S. “Identity in Fragile States: Social Cohesion and State Building”. Development, no. 52 (2009): 466-472. DOI: 10.1057/dev.2009.57
21. Koddenbrock, Kai. “The ‘Failed-State’ Effect: Statebuilding and State Stories from the Congo”. In Routledge Handbook of International Statebuilding, edited by Chandler, D., and T.D. Sisk, 118-130. London: Routledge, 2013. DOI: 10.4324/9780203370377
22. Lamini, R. Culture politique de la société congolaise: évolution des traditions et des comportements politiques: Thèse de doctorat en Sociologie. Paris, 1986.
23. Mulatris, P. “‘Congolité’ et construction identitaire dans le discours médiatique congolais”. In Discours d’Afrique, 83-92. Besançon: Presses universitaires de Franche-Comté, 2009.
24. Musinde, J.K. “Langue française en milieu plurilingue congolais: structure et variation”. Environnement francophone en milieu plurilingue, no. 4 (2012): 399-404.
25. Ndahinda, Felix Mukwiza, and Aggée Shyaka Mugabe. “Streaming Hate: Exploring the Harm of Anti-Banyamulenge and Anti-Tutsi Hate Speech on Congolese Social Media”. Journal of Genocide Research 26, no. 1 (2024): 48-72. DOI: 10.1080/14623528.2022.2078578
26. Ntanyoma, Rukumbuzi D., and Helen Hintjens. “Expressive Violence and the Slow Genocide of the Banyamulenge of South Kivu”. Ethnicities 22, no. 3 (2022): 374-403. DOI: 10.1177/14687968211009895 EDN: TRAKGB
27. Rotberg, Robert I. “Failed States, Collapsed States, Weak States: Causes and Indicators”. In State Failure and State Weakness in a Time of Terror, edited by Robert I. Rotberg, 1-25. Brookings Institution Press, 2003.
28. Signé, Landry. “Leaving No Fragile State and No One Behind in a Prosperous World: A New Approach”. In Leave No One Behind: Time for Specifics on the Sustainable Development Goals, edited by Homi Kharas, John W. McArthur, and Izumi Ohno, 239-280. Brookings Institution Press, 2019.
29. Sweet, Rachel. “Peacebuilding as State Building? Lessons from the Democratic Republic of the Congo”. In The State of Peacebuilding in Africa, edited by T. McNamee, and M. Muyangwa, 295-320. Palgrave Macmillan, Cham, 2021. DOI: 10.1007/978-3-030-46636-7_17
30. Szulecki, Kacper, Bertelli, Davide, Erdal, Marta Bivand, Coșciug, Anatolie, Kussy, Angelina, Mikiewicz, Gabriella, and Corina Tulbure. “To Vote or not to Vote? Migrant Electoral (dis)engagement in an Enlarged Europe”. Migration Studies 9, no. 3 (2021): 989-1010. DOI: 10.1093/migration/mnab025 EDN: PDCLJW
31. Tareke, Sibuh Gebeyaw. “State Fragility, Failure and Collapse in the New World Order: A Critical Assessment of the Applicability of these Concepts in the Сase of Ethiopia, Democratic Republic of Congo and Somalia”. Journal of Law and Conflict Resolution 12, no. 2 (2021): 13-24. DOI: 10.5897/JLCR2019.0299 EDN: CTNZRA
32. Trefon, Theodore, Van Hoyweghen, Saskia, and Stefaan Smis. “Editorial: State Failure in the Congo: Perceptions & Realities”. Review of African Political Economy 29, no. 93/94 (2002): 379-88. http://www.jstor.org/stable/4006785.
33. Verweijen, Judith. Stable Instability: Political Settlements and Armed Groups in the Congo. London: Rift Valley Institute, 2016.
Выпуск
Другие статьи выпуска
Научная значимость мемуарного жанра вряд ли подлежит сомнению: воспоминания участников событий уже давно утвердились в качестве одного из важнейших документально-исторических источников. А применительно к событиям относительно недавним и являющимся актуальными для понимания современных политических процессов, знакомство с литературой такого рода можно считать обязательным, такие книги – неотъемлемая часть знания, стремящегося к научности, не говоря уже об объективности. Вряд ли можно отрицать и актуальность процессов, происходящих в Афганистане, хотя бы для полноценного понимания происходящего в сфере национальной безопасности России и стран, относящихся к сфере жизненных российских интересов.
Статья посвящена рассмотрению изменений, привнесенных в формулирование и осуществление целей и задач внешней политики Индии в результате существенного обновления ее политической элиты, запущенного начавшимися в 1990-е гг. экономическими реформами. Констатируется, что правящая индийская элита в сегодняшних условиях в целом тождественна политической, образ мыслей которой, пусть изрядно помолодевшей и более образованной, определяется ее самоидентификацией в понятиях традиционных ценностей, носящих религиозный и, для огромного индусского большинства, кастовый характер. При этом состав индийской элиты в годы реформ расширился, прежде всего за счет каст среднего и даже низкого положения в традиционной иерархии. Усиление страны многие склонны ассоциировать с возвращением к «правильной» культурно-цивилизационной основе, которая в века, предшествовавшие чужеземным завоеваниям, обеспечивала Индии естественное, в их глазах, первенство в мире. Главное изменение - появление у элиты ощущения уверенности в себе, на которое и опирается так называемый новый национализм «человека из народа» нынешнего премьер-министра Н. Моди. Опираясь на его заявления, выступления министра иностранных дел С. Джайшанкара и статьи индийских и российских исследователей, автор показывает привнесенные им новшества в продвижении главных национальных интересов Индии в меняющемся мире. Рассматриваются создание ею собственной сферы влияния в рамках новой Индо-Тихоокеанской стратегии; сочетание сотрудничества и соперничества в отношениях с Китаем; причины динамичного расширения взаимодействия с США и присутствующие в нем «красные линии»; мотивы развития особо привилегированного стратегического партнерства с Россией и использования многосторонних форматов; возвращение в индийскую повестку задач обретения статуса главного голоса «глобального Юга». Делается вывод, что строящиеся на приоритетности цели утверждения в статусе великой державы и глобального актора в мировой политике подходы к императивности построения многополярного миропорядка, «где Индия была бы сильным полюсом», создают исторические возможности для наращивания российско-индийского взаимодействия.
В статье предпринята попытка проанализировать влияние международной ситуации на концепцию немецкой идентичности. Выявлены элементы, составляющие основу современного германского самосознания. Автор исследует соотношение регионального, национального и наднационального компонентов в процессе самоидентификации немцев, изучает проблему сохраняющегося ментального «разлома» между новыми (бывшая ГДР) и старыми землями (Западная Германия). Особое внимание уделяется тем вызовам, которые создает для ФРГ с точки зрения германского самосознания и коммеморативных практик приток мигрантов из стран Ближнего Востока и Северной Африки. Отдельно рассмотрена роль палестино-израильского обострения 2023 г. в трансформации национального нарратива. Дана оценка конфликту вокруг Украины как фактору укрепления европейского измерения немецкой идентичности. Среди ключевых методов, использованных автором, - контент-анализ выступлений официальных лиц ФРГ, анализ законодательства и СМИ. Также применялись логический, хронологический и сравнительно-исторический методы. Все это в совокупности дало возможность прийти к следующим выводам. ФРГ переживает системный и многомерный кризис идентичности. Главной проблемой становится поиск баланса между исторической ответственностью, трансатлантическими обязательствами и национальными интересами. Целью германского истеблишмента становится формулирование новой национальной идеи, включающей в себя определение роли и места Германии в мире, формирование ценностного консенсуса в отношении мигрантов, преодоление отчуждения между востоком и западом страны. Однако в сложившемся после 1990-х гг. миропорядке такая масштабная задача для нынешних элит остается скорее невыполнимой.
В статье исследуется характер внешнеполитической идентичности де-факто образования на примере Абхазии, получившей признание со стороны России и ряда других государств. При помощи анализа текстов Обращений абхазской интеллигенции (1977 и 1988) и контентанализа ежегодных Посланий президента Республики Абхазия предпринимается попытка ответить на вопрос: в чем заключается внешнеполитическая идентичность изучаемого де-факто (с 2008 г. - частично признанного) государства. В заключении автор приходит к выводу, что концептуальные основы внешнеполитической идентичности, сформулированные в Обращениях, отражаются в официальном дискурсе и воспроизводятся на уровне бытового восприятия, однако они не являются статичными. Хотя сегодня Абхазия все чаще позиционируется как суверенное государство, в официальных выступлениях и повседневном общении все еще прослеживаются отголоски идентичности Абхазии как де-факто государства.
Статья посвящена изучению феномена внешнеполитической идентичности Объединенных Арабских Эмиратов (ОАЭ), небольшого нефтедобывающего государства в Персидском заливе, которое сумело достичь несоразмерных географическим масштабам успехов и поднять свой престиж на глобальном уровне. Исследуются исторические и культурные основы ее формирования, личностный фактор, выраженный в определяющей значимости роли правителя в формулировании основных контуров самоопределения и самопозиционирования малой монархии в региональном и международном контекстах, восприятие ключевых вызовов и угроз и способы реагирования на них, а также использование политической идентичности эмиратским руководством в реализации интересов страны. Отмечается, что основы внешнеполитической идентичности ОАЭ были заложены еще в период правления первых эмиров малой монархии и затем адаптированы и развиты новым поколением харизматичных и амбициозных лидеров с глобальным видением. Ключевое значение при этом имело слияние видений правителей двух эмиратов, наиболее весомых в политической и экономической жизни страны, - Абу-Даби и Дубая, что предопределило закрепление статуса ОАЭ на региональном и международном уровне как влиятельного и авторитетного игрока. Автор резюмирует, что главными компонентами эмиратской внешнеполитической идентичности, формулирование и успешное использование которой позволило малой монархии преодолеть объективные географические ограничения и уверенно отстаивать собственные подходы и интересы, проводя самостоятельный курс, стали прагматизм, приоритезация задач обеспечения социально-экономического развития и процветания, гармоничное сочетание консервативных ценностей и методов управления с идеями космополитизма, ориентация на принципы взаимосвязанности и включенности в глобальные финансовые и логистические цепочки и ключевые политические структуры мирового устройства, а также способность к адаптации к происходящим трансформациям баланса сил и умелой интерпретации международных норм и дискурсов в продвижении собственной повестки и имиджа.
Статья затрагивает вопросы неоколониализма, в частности контекст, в котором данная проблема освещается в рамках российской официальной внешней политики. Статья дает представление о возникновении и современном понимании концепта неоколониализма в рамках политической науки. Авторы применяют метод контент-анализа выступлений, заявлений и статей российских официальных лиц, в которых имеются упоминания неоколониализма и борьбы с ним на африканском континенте. Показано, что нарратив неоколониализма занимает достаточно важное место в формировании Российской Федерацией своей внешнеполитической идентичности как форма выстраивания дискурсивного диалога со странами Запада. Особенностями российского дискурса о неоколониализме выступают направленность на проблемы в сферах экономики и безопасности, а также некоторая абстрактность применительно к конкретным формам и проявлениям неоколониализма в африканских странах.
После распада Османской империи тюркские общины Сирии и Ирака (туркоманы) оказались культурной периферией и для Турции, и для новых арабских государств; долгое время они были лишены коллективного голоса. Власти мандата придерживались курса на этнически однородный государственный национализм с формально равными правами граждан; арабские националисты в период независимости осуществляли проект «арабского отечества». Политическую идентичность туркоманы стали обретать только с ослаблением / распадом баасистских режимов в 1990-х-2000-х годах. Как она развивалась и каковы ее векторы сегодня? Какую роль играет Турция в поддержке исторических соотечественников и что предлагают им власти Сирии и Ирака? Туркоманский вопрос рассмотрен авторами в двух контекстах - структурном и идентичностном, т. е. вписан в рамку государственного и национального строительства. В качестве аналитического инструмента использован «треугольник Брубейкера». Результаты исследования показывают, что идентичность туркоман в дополнение к этническому и религиозному приобрела национально-государственное измерение. В частности, туркоманы и Сирии, и Ирака выступают за гражданскую полиэтническую нацию и широкие культурные права. Крупнейшие и наиболее влиятельные политические организации туркоман созданы при активной поддержке Турции, однако политически «тюркский мир» вариативен. В Ираке стремление туркоман к турецкой опеке уступает место желанию сотрудничества двух государств; в Сирии де-факто туркоманская автономия вдоль турецко-сирийской границы приобрела устойчивую значимость и для туркоман, и для «внешней родины». Есть и группы туркоман, для которых приоритетное значение имеет конфессиональная идентичность.
Примерно с начала XXI в. одним из центральных исследовательских вопросов для китайских ученых-международников становится определение, обоснование и концептуализация международной идентичности Китая. Связано это было как с вызванными стремительным ростом материальной мощи дискуссиями в китайском академическом сообществе о мирном возвышении Китая, так и с «конструктивистским поворотом» в развитии международных отношений как дисциплины в Китае. Понимание международной идентичности Китая важно не только для самого Китая как способ познания «себя» и «других», определения своего места и роли в международной системе, но и для мирового сообщества, поскольку самопозиционирование государства раскрывает его национальные интересы, устремления, внешнеполитическую стратегию и поведение. С момента основания Китайской Народной Республики в 1949 г. и до конца 1990-х гг. при анализе ее внешнеполитического самопозиционирования всегда можно было выделить доминирующую международную идентичность. В 1950-е гг. это была ярко выраженная международная идентичность КНР как социалистической страны, в 1960-1980-е гг. - как страны третьего мира, с 1990-х гг. - как крупнейшей развивающейся страны. Однако со второй половины 1990-х гг. начала складываться идентичность Китая как ответственной великой державы при сохранении идентичности развивающейся страны. Наличие у Китая двух международных идентичностей на протяжении уже почти трех десятилетий и неоднократно акцентированное китайским руководством намерение еще длительное время сохранять самопозиционирование в качестве развивающейся страны позволяют сделать вывод о том, что двойная международная идентичность Китая не является отражением переходного периода развития, а представляет собой комплексный феномен, требующий осмысления. Цель данной статьи состоит в раскрытии феномена наличия у современного Китая двойной международной идентичности или, иными словами, одновременно двух доминирующих международных идентичностей, определяющих действия Китая на мировой арене. Замысел автора статьи состоял в том, чтобы на основе анализа китайских академических публикаций показать китайское видение феномена двойной международной идентичности современной КНР.
В статье рассматривается устойчивое влияние политического Запада - структуры власти, возникшей в эпоху холодной войны и продолжающей формировать международные отношения сегодня. Вопреки ожиданиям его самороспуска после распада Советского Союза, политический Запад расширил свое влияние, движимый верой в идеологическое превосходство либеральной демократии. Эта экспансия, подпитываемая представлениями о «конце истории», привела к сохранению динамики холодной войны, характеризующейся враждебными отношениями и идеологическими конфликтами. В исследовании противопоставляются ожидания позитивного мира в эпоху после окончания холодной войны и реальность продолжающегося антагонизма, примером которого являются такие конфликты, как Балканские войны и интервенции НАТО в Ираке и Ливии. Кульминацией обострения напряженности стало начало второй холодной войны в 2014 г., ознаменовавшееся прокси-конфликтами и, в частности, украинским кризисом 2022 г. В ответ на напористость западного политического блока возникло альтернативное объединение во главе с Россией и Китаем, бросившее вызов одностороннему доминированию западных держав. Этот политический Восток, хотя и воплощает антигегемонистские настроения, сохраняет консервативную позицию в рамках международной системы Устава ООН. В заключение в статье подчеркивается фундаментальная трансформация международной политики в многополярный ландшафт. Хотя и политический Запад, и Восток продолжают поддерживать принципы Устава ООН, интенсификация военных действий чревата дестабилизацией международного порядка. В условиях непрекращающейся динамики холодной войны и вызовов, связанных с глобальными изменениями окружающей среды, будущее человечества становится все более неопределенным.
В статье автор, опираясь на современную историографию и собственные исследования, выявляет имагологические истоки современной конфронтации между Россией и США. Она обуславливается не только конкретными внешнеполитическими действиями в отношении друг друга, но и внутриполитическими повестками развития, конструированием национальной идентичности и использованием противоположной стороны как значимого (конституирующего) Другого. Взяв конструктивизм за теоретическую основу исследования, автор рассматривает устойчивые имагологические тренды в российско-американских отношениях, объясняя их циклический характер изменением соотношения между прагматическим и ценностным подходами. В статье показано, как российский и американский Другие работали в роли значимых в национальных дискурсах идентичности соответственно США и России в длительном временном диапазоне, формируя репертуары смыслов, удобные для решения внутри- и внешнеполитических задач. Автор приходит к выводу о том, что современная конфронтация между Россией и США имеет ярко выраженный характер конфликта ценностей и мессианских проектов и создает новую воображаемую реальность двусторонних отношений, в рамках которой дихотомическая картина взаимного восприятия оказывается доведенной до своего логического завершения.
Интервью с Ириной Прохоренко, доктором политических наук, заведующей сектором международных организаций и глобального политического регулирования Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений имени Е. М. Примакова Российской академии наук. Ирина Львовна Прохоренко - специалист-международник, эксперт в области изучения международных организаций, региональной интеграции, этнополитических конфликтов. Автор монографий «Европейская интеграция и проблема сепаратизма в государствах-членах Европейского союза» (2018), «Пространственный подход в исследовании международных отношений» (2015), «Национальный интерес во внешней политике государства: опыт современной Испании» (1995), глав в книгах, статей и докладов по проблемам идентичности. Представитель научной школы идентитарных исследований ИМЭМО РАН, участник Экспертной сети по исследованию идентичности. Беседу вел С. М. Маркедонов, главный редактор журнала «Международная аналитика»
«Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идем?» – так называется одно из наиболее знаменитых полотен Поля Гогена. Эта картина, ставшая своеобразной визитной карточкой великого художника, была вдохновлена его рефлексией процесса достижения социального идеала. В очерке «Современность и католическая церковь» Гоген поставил вопрос: «Каково наше идеальное, естественное, разумное предназначение?» Свою поездку на Таити (по итогам которой и появился его знаменитый цикл картин) он мотивировал не только и даже не столько поиском новых впечатлений, сколько стремлением к «более естественному и простому» социальному началу1.
Издательство
- Издательство
- МГИМО
- Регион
- Россия, Москва
- Почтовый адрес
- 119454, Москва, проспект Вернадского, 76.
- Юр. адрес
- 119454, Москва, проспект Вернадского, 76.
- ФИО
- Торкунов Анатолий Васильевич (РЕКТОР)
- E-mail адрес
- portal@inno.mgimo.ru
- Контактный телефон
- +7 (495) 2294049
- Сайт
- https://mgimo.ru/