Статья: Международно-правовой режим окололунных орбит: хватит ли места всем? (2024)

ВВЕДЕНИЕ. В процессе адаптации к меняющимся реалиям геополитики и международного права коллективная легитимация стала одной из основных политических функций Организации Объединенных Наций (далее – ООН) в качестве средства политически значимого одобрения (или неодобрения) поведения и позиций государств как соответствующих международному праву и одновременно отвечающих потребностям настоящего времени, средства признания их легитимными (или нелегитимными). Осознание динамичной природы такого феномена современного международного права, как «международно-правовая легитимация», компетентное владение навыками международно-правовой аргументации, их постоянное совершенствование и актуализация, инновационный подход к формулированию международно-правовых позиций, которые действительно могли бы претендовать на роль доминирующих, прогрессивных, разработка оптимального механизма их артикуляции и легитимации позволит обеспечить состязательность международно-правовой политики России среди таких жестких, своенравных, но, надо признать, расчетливых и проницательных стратегий по легитимации, которые применяют прежде всего США. На фоне в целом успешного и эффективного осуществления Вашингтоном международно-правовой легитимации своих интервенций, в результате чего не было принято ни одной резолюции ни Советом Безопасности ООН, ни Генеральной Ассамблеей ООН (далее – ГА ООН), которая бы квалифицировала вторжения американцев в Ирак, Ливию или Сирию в качестве «агрессии», международно-правовое сопровождение специальной военной операции РФ на Украине (далее – СВО) нуждается в совершенствовании, поскольку именно такая квалификация была дана ей ГА ООН. Актуальность и значимость проблематики повышаются с учетом необходимости повышения качества международно-правового обоснования СВО, которое должно быть нацелено на признание, одобрение и принятие большинством членов международного сообщества международно-правовой позиции России по этому вопросу, т. е. на ее международно-правовую легитимацию, способную переломить преобладающее на данный момент прозападное международное правосознание. Таким образом, этот феномен заключает в себе колоссальное прикладное значение в условиях увеличения числа гибридных угроз для национальной безопасности нашей страны и появления новых источников подобных угроз.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Теоретическую и эмпирическую базу исследования составляет отечественная и преимущественно зарубежная международно-правовая литература с акцентом на новейших научных разработках, а также с привлечением имеющих отношение к теме правоприменительной практики (практики Международного Суда ООН (далее – Суд или МС ООН)) и материала специализированных словарей. На основе интегративного (многоаспектного) подхода к научному юридическому исследованию с учетом таких принципов научного познания, как теоретическая новизна и научная актуальность, при написании статьи были применены, в частности, следующие методы: герменевтический, формально-юридический, формально-логический, структурно-функциональный, системный, анализа и синтеза, правового моделирования, юридического толкования, стратегического планирования.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. В статье представлен обзор исследований термина «легитимация» в международном праве, излагаются различные подходы к определению и толкованию этого понятия, раскрываются содержание и структурные элементы процесса международно-правовой легитимации, направленного на достижение, признание или подтверждение легитимности какой-либо международно-правовой позиции государства. Формируя собственное видение понятия «международно-правовая легитимация», автор разработала ряд классификаций (структурных схем): типология подходов к определению понятия «легитимация» (нигилистический, идеалистический и компромиссный), структура процесса международно-правовой легитимации, виды международно-правовой легитимации по временному критерию и по критерию наличия воли.

ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. На фоне масштабной и мощной «юридической агрессии» Запада против России феномен международно-правовой легитимации государством своих действий зачастую поднимает вопрос о необходимости проявить смелость, изобретательность и даже креативность в формулировании международно-правовых позиций в той или иной сфере. Наша гипотеза заключается в том, что в реальном мире, в котором международное право является «продуктом игры сил и интересов», повышению эффективности защиты российских интересов способствовала бы непосредственная и активная вовлеченность РФ в процесс конструирования общей модели международно-правового механизма легитимации позиций государств. Первым шагом на этом пути могла бы стать разработка и апробация международно-правового механизма легитимации международно-правовой позиции России относительно СВО. Кроме того, важно анализировать практику международно-правовой легитимации своих действий конкретными государствами не только в целях изучения и потенциального перенятия их опыта, но и для обучения прогнозированию, предвидению дальнейших международно-правовых маневров той или иной страны, чтобы иметь возможность своевременно отреагировать на них надлежащим образом.

ВВЕДЕНИЕ. В современном мире ввиду нарастающих тенденций по милитаризации информационного пространства военные действия в данной сфере становятся реальностью и перспективой по ряду оперативных, тактических и иных преимуществ в сравнении с военными действиями в традиционных формах в пределах классических театров войны. Информационное военное противоборство будет осуществляться посредством использования нового вида оружия – информационного, которое не вписывается в устоявшуюся парадигму подходов к традиционному оружию, что, безусловно, порождает много вопросов и противоречивых экспертных мнений, однако остро нуждается в дальнейшей разработке и комплексном исследовании.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Учитывая многокомпонентность изучаемой темы, проведенное исследование базируется на результатах анализа научных трудов российских и зарубежных правоведов по международному гуманитарному праву (далее – МГП), экспертов в области военного дела, специалистов в сфере информационных технологий. Автор также исследует ключевые международные договоры по МГП, по тематике международной информационной безопасности (далее – МИБ), которые в своей совокупности формируют основы международно-правовой квалификации информационного оружия как средства ведения войны в условиях постепенной адаптации норм МГП к ситуациям враждебного использования информационного пространства. При проведении исследования были использованы аналитические и обзорные материалы Международного Комитета Красного Креста (далее – МККК) по проблематике киберопераций во время вооруженного конфликта. Методологическую основу составляют общенаучные и специальные методы исследования.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Проанализированы две концепции, отражающие подходы к МИБ и угрозам в данной сфере через призму «кибер» тематики и информационного аспекта, в рамках каждой из которых формируется специфическая терминология, включая подходы к определению методов и средств ведения военных действий. Основой отечественной доктрины является информационная повестка безопасности, что определило разработку дефиниции «информационного оружия» и изучение его статуса как перспективного средства ведения войны в информационном пространстве. Представляется значимым выявление и обобщение доктринальных тенденций по квалификации информационного оружия как обычного оружия или оружия массового уничтожения, а также установление новых подходов по регулированию разработки и использования информационного оружия в вооруженных конфликтах.

ОБСУЖДЕНИЯ И ВЫВОДЫ. В статье представлены авторские объективные оценки сложившихся доктринальных подходов как отечественных, так и зарубежных ученых по вопросу международно-правовой квалификации методов и средств ведения войны в информационном пространстве в целом и информационного оружия как средства ведения войны, в частности. Отдельно рассмотрены международные договоры по МГП и МИБ в части возможности применения их положений для регулирования ограничения поведения воюющих сторон в информационном противоборстве с учетом определенной адаптации норм МГП к условиям враждебного использования информационных технологий. Выявлены перспективы дальнейшего развития доктрины МГП по регулированию разработки и использования информационного оружия в вооруженных конфликтах.

ВВЕДЕНИЕ. Использование технологий искусственного интеллекта (далее – ИИ) характеризуется опосредованием действий человека автономными процессами, что приводит в случае, когда техническая экспертиза не в состоянии выявить причинителя вреда, к «разрыву ответственности» – нежелательному правовому явлению, при котором возложение ответственности за вред, причиненный использованием ИИ, на конкретное лицо (лиц) по правилам деликтной ответственности невозможно.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. При проведении исследования использовались общенаучные и специальные методы, в том числе исторический метод, методы формальной логики, анализа, синтеза, а также системные и сравнительно-правовые методы.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Для устранения «разрыва ответственности» в статье предложен механизм, позволяющий восполнить недостающие элементы состава деликта, совершенного с использованием ИИ тогда, когда ошибку, которая привела к причинению вреда, de lege lata невозможно атрибутировать ни одному участнику жизненного цикла системы или приложения ИИ. Отправной точкой разработки данного механизма стала теория «руководящего контроля» за использованием ИИ. Юридическое осмысление философских оснований теории «руководящего контроля» позволяет обосновать общеправовой принцип распределения ответственности за вред, причиненный ИИ, согласно которому юридическую ответственность несет лицо, обязанное осуществлять человеческий контроль за использованием системы или приложения ИИ, если не выявлено иных виновных лиц. Указанный принцип постепенно воспринимается международно-правовой доктриной, что выражается в обозначении необходимости контроля за использованием ИИ в ряде международных документов.

ВЫВОДЫ. При условии закрепления в международном договоре в рамках ЕАЭС общеправовой принцип ответственности контролирующего лица за вред, причиненный ИИ, может приобрести значение регионального международно-правового принципа, и тем самым стать основой формирования в ЕАЭС нормативно-правового регулирования распределения ответственности за вред, причиненный ИИ. Предложенный юридический механизм пригоден для сближения законодательств государств – членов ЕАЭС как посредством наднационального правового регулирования, так и посредством гармонизации законодательств по данному вопросу.

ВВЕДЕНИЕ. В основе настоящего исследования лежит проблема присвоения ответственности за деяния, совершенные в информационном пространстве. Ее актуальность обуславливается наметившейся в последнее время тенденцией, заключающейся в применении отдельными государствами информационно-коммуникационных технологий (далее – ИКТ) для утверждения своего геополитического превосходства. Вместе с тем остаются открытыми как вопрос присвоения подобных распространенных деяний, так и вопрос дальнейшего реагирования на них. В связи с этим в статье анализируются теоретические аспекты международно-правовой ответственности, в том числе вопросы единообразного применения соответствующей терминологии, особенности присвоения деяния в информационном пространстве. Также рассматривается вопрос эффективности международно-правового регулирования указанной тематики.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. В научном исследовании рассмотрены международные договоры, международно-правовые обычаи, общепризнанные принципы международного права, а также резолюции, материалы и документы профильных рабочих групп, российская и зарубежная доктрина. При подготовке исследования использовались общенаучные и частнонаучные методы познания (методы анализа и синтеза, дедукции, индукции, диалектически и формально-юридический методы).

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Результатом проведенного исследования является заключение о невозможности эффективного регулирования вопросов, возникающих в связи с осуществлением атак в информационном пространстве, действующим международным правом и необходимости разработки профильного международного договора с учетом положений концепции Конвенции Организации Объединенных Нация (далее – ООН) об обеспечении международной информационной безопасности. При этом для осуществления эффективного присвоения деяния важно учитывать политический, технический и правовой элементы присвоения ответственности.

ОБСУЖДЕНИЯ И ВЫВОДЫ. В статье проведен комплексный анализ подходов к проблеме присвоения атак в информационном пространстве, а также способов реагирования на них в соответствии с действующим международным правом. Рассматриваются конкретные инициативы государств на международных площадках, а также позиции технических специалистов и политологов по данному вопросу. Помимо этого, автор проводит анализ положений концепции Конвенции ООН об обеспечении международной информационной безопасности. Сделан вывод, что вопрос присвоения деяния, совершенного в информационном пространстве, требует разработки дополнительного международно-правового регулирования, которое будет учитывать особенности информационного пространства. Также представляется важным развитие международного сотрудничества в данной области, в том числе через создание глобального реестра контактных пунктов.

ВВЕДЕНИЕ. Новейшие цифровые технологии играют ключевую роль в развитии современного общества и государства, способствуют их дальнейшему совершенствованию. Одной из разновидностей подобных технологий является искусственный интеллект (далее – ИИ), который оказывает значительное влияние на все аспекты жизни человека. В статье рассматривается проблема международно-правового регулирования ИИ, анализируются существующие документы и выявляются основные проблемы и вызовы, стоящие перед мировым сообществом. Особое внимание уделяется вопросам установления баланса между расширением возможностей ИИ и рисками, связанными с передачей управленческих решений от человека машине. Целями работы являются: анализ существующих понятий ИИ и международных актов, регламентирующих особенности использования данной технологии, рассмотрение актуальных вопросов совершенствования правовой регламентации и практики использования ИИ, определение перспектив дальнейшего развития правового регулирования ИИ.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Были проанализированы источники международного права универсального и регионального характера, научные труды, относящиеся к исследуемой теме. В качестве методов исследования были использованы формально-юридический, сравнительно-правовой и историко-правовой.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Искусственный интеллект является одним из наиболее важных и ключевых элементов устойчивого развития человечества, использование которого способствует техническому прогрессу и решению глобальных проблем. Международно-правовое регулирование использования ИИ находится на стадии разработки и формирования новых правил, при создании которых необходимо учитывать возможные риски и специфику применения технологии в различных сферах. Международное сотрудничество и обмен опытом в области правового регулирования ИИ призваны способствовать гармонизации подходов и стандартов в этой сфере с учетом принципов устойчивого развития, экологической безопасности и защиты персональных данных пользователей.

ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. Основные выводы проведенного исследования состоят в следующем. Искусственный интеллект способствует автоматизации многих процессов, повышает эффективность работы и улучшает качество жизни людей и общества в целом. Сотрудничество между государствами и международными организациями является ключевым фактором успешного развития и применения ИИ, способствует созданию единых принципов обеспечения безопасности, прозрачности и поддержания технологического суверенитета стран. Однако на данный момент международно-правовое регулирование ИИ находится на начальном этапе своего развития, и многие страны сталкиваются с проблемами отсутствия соответствующих норм и стандартов. Последовательное развитие правового регулирования на международном универсальном и региональном уровнях, внедрение четкой и исчерпывающей терминологии, учет существующего опыта отдельных международных организаций позволит продолжить работу по разработке и совершенствованию стандартов в области ИИ, учитывая интересы всех участников международного сообщества.

ВВЕДЕНИЕ. Искусственный интеллект (далее – ИИ) может значительно укрепить системы информационной безопасности государств, а также послужить дополнительным техническим средством совершения злонамеренных действий в так называемом киберпространстве. Стремясь получить конкурентное преимущество в цифровой сфере, государства начали инвестировать в оборонительные и наступательные автономные кибервозможности для защиты своих интересов и сдерживания потенциальных противников, что подстегнуло рост числа межгосударственных киберопераций. Статья посвящена не только проблемам применения существующих норм международного права в ситуациях злонамеренного использования ИИ государствами, но и процессу интерпретации этих норм различными субъектами и через эту интерпретацию кристаллизации общего (или, по крайней мере, сближающегося) понимания их применимости. Таким образом, в данной работе рассматривается путь к пониманию того, как нормы международного права о применении силы действуют в отношении киберопераций с использованием ИИ.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Настоящее исследование основано на работах как российских, так и зарубежных специалистов в области права международной информационной безопасности, а также на анализе документов и материалов групп правительственных экспертов под эгидой Организации Объединенных Наций и позиций государств. Помимо общенаучных методов (анализ, синтез, индукция и дедукция), в исследовании применяется теория транснационального правового процесса, которая рассматривает текущие дискуссии по соответствующим вопросам на различных площадках и в целом кооперацию различных акторов в процессе формирования правил ответственного использования ИИ государствами посредством взаимодействия, толкования и интернализации интерпретированных правовых идей и практик во внутренние правовые системы.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Международные усилия по разработке универсального свода правил ответственного поведения государств в киберпространстве пока не увенчались успехом. Проанализированная история обсуждения допустимых действий государств в киберпространстве позволяет предположить, что дискуссия, посвященная ИИ, в обозримом будущем будет развиваться вне контекста разработки всеобъемлющего международного договора. Вместо этого правовой ландшафт применения ИИ, судя по всему, будет формироваться на основе инструментов «мягкого права» и инициатив частного сектора, что повлечет за собой фрагментацию толкования и практики государств.

ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. Усложнение межгосударственных киберопераций технологиями ИИ поднимает дополнительные вопросы о действии международного права, в частности его норм о применении силы, в отношении киберинцидентов с использованием ИИ. Поскольку государства стремятся разработать и приобрести смертоносные автономные системы вооружений для поддержания стратегического паритета, что может дестабилизировать глобальную безопасность и повысить риск эскалации конфликтов, развертывание подобных систем и участие государств в кибероперациях с использованием ИИ способно привести к очередной гонке вооружений — на этот раз с применением ИИ. Это и другие политические и этические соображения говорят о целесообразности ограничения свободы действий государств в использовании ИИ. Однако на сегодняшний день стимулы для стран НАТО, Китая и России договориться о международном юридически обязательном документе, пресекающем использование ИИ в злонамеренных целях, представляются иллюзорными. Исходя из истории дискуссий о применении международного права в киберпространстве и разработке правил ответственного поведения государств, использующих информационно-коммуникационные технологии, можно предположить, что соответствующие дискуссии об ИИ, скорее всего, будут проходить вне рамок разработки международного договора. Таким образом, дальнейший анализ развития этого вопроса потребует изучения того, как транснациональные нормы, например те, что возникают из инструментов «мягкого права», практики государств и инициатив частного сектора, будут формировать международноправовой ландшафт применения ИИ.

ВВЕДЕНИЕ. Использование помещений дипломатических представительств с целью предоставления в них убежища лицам, подвергающимся преследованию со стороны властей государства пребывания по политическим мотивам, прослеживается в практике разных стран на протяжении многих столетий. Тем не менее институт дипломатического убежища остается одним из дискуссионных и малоизученных вопросов международного права. Это обусловлено рядом причин. В первую очередь общее международное право исходит из неправомерности предоставления убежища в зарубежных органах внешних сношений. Кроме того, отсутствие единообразия в правовой регламентации рассматриваемого института неизбежно приводит к расхождениям в позициях государств в отношении оснований, порядка и сроков предоставления дипломатического убежища. Непоследовательная в связи с этим практика государств служит основанием для возникновения потенциальных международных споров, а также случаев нарушения неприкосновенности дипломатических представительств государством пребывания, злоупотребления иммунитетами и привилегиями и вмешательства во внутренние дела со стороны аккредитующего государства. Несмотря на наличие договорной базы, регулирующей порядок предоставления данного вида убежища, практика стран латиноамериканского региона в равной степени противоречива. В статье проведен анализ актуальных международно-правовых вопросов института дипломатического убежища, включая его роль и место в международном праве, а также особенности процедуры его предоставления как в странах Латинской Америки, так и в государствах других регионов.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Проведение настоящего исследования осуществлялось на основе универсальных международных соглашений, а также актов регионального характера, применимых к институту дипломатического убежища. При подготовке статьи автор также опирался на работы ведущих российских и зарубежных специалистов в области международного права и дипломатии. Кроме того, источником послужили судебные решения, вынесенные в результате рассмотрения споров, возникших в ходе реализации рассматриваемого института. В рамках работы среди общенаучных и специальных методов познания использовались следующие: диалектический метод, методы анализа и синтеза, дедукции и индукции, сравнительно-правовой и историко-правовой методы

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. В статье проведен комплексный анализ правовой основы института дипломатического убежища, а также рассмотрена специфика регионального подхода стран Латинской Америки к праву предоставления убежища в помещениях дипломатических представительств. Особое внимание уделено практическим аспектам института дипломатического убежища, включая имеющуюся судебную практику, что способствовало выявлению существующих коллизий универсальных и региональных международноправовых норм, применимых к рассматриваемому институту, в частности, в отношении неприкосновенности помещений дипломатических представительств и недопустимости вмешательства во внутренние дела государства пребывания.

ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. По итогам проведенного исследования автор приходит к выводу, что отсутствие всеобщего международно-правового признания института дипломатического убежища, единообразной практики государств, а также универсального международного договора, регламентирующего вопросы его предоставления, способствует формированию опасной тенденции: государства пребывания применяют противоправные меры в отношении загранучреждений и нарушают, таким образом, не только неприкосновенность их помещений, но и нормы международного права, оправдывая свои действия необходимостью преследования неугодных лиц, укрывшихся в них, чем подрывают основы безопасности самих государств. Возникающие в связи с этим межгосударственные споры обусловливают необходимость дальнейшей регламентации института дипломатического убежища с целью выработки единого правового подхода к нему.

ВВЕДЕНИЕ. Согласно Венской декларации и программе действий 1993 г., в ходе международного сотрудничества в области защиты и поощрения прав человека необходимо иметь в виду значение национальной и региональной специфики и различных исторических, культурных и религиозных особенностей государств. Принятые под эгидой Организации исламского сотрудничества (далее – ОИС, Организация) международно-правовые акты закрепляют взаимосвязь между защитой и поощрением прав человека и охраной социальных систем государств – членов Организации. Цель данной статьи – выявить влияние исторических, культурных и религиозных особенностей государств – членов ОИС, лежащих в основе «права на родословную», закрепленного в решениях данной Организации, на международную защиту прав ребенка и применение механизмов замены ухода за детьми, лишенными семейного окружения, данными государствами.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Автор применяет системный и сравнительный метод к исследованию положений универсальных международноправовых актов, решений ОИС и национального законодательства государств-членов Организации. Предметом исследования являются международные отношения государств – членов ОИС, связанные с защитой права ребенка на родословную и применением механизмов замены ухода за детьми, лишенными семейного окружения. В результате исследования установлено влияние национального и международно-правового регулирования защиты родословной ребенка на толкование и применение универсальных норм о защите и поощрении прав ребенка. РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Исламское право закрепляет правовые основы защиты родословной ребенка, под которой понимается его постоянная правовая связь с биологическими родителями. Государства – члены ОИС применяют доктринальную концепцию «родословной» при помощи нормативных терминов “ ” и “ ”, которые переводятся на английский язык при помощи понятий “lineage”, “descent”, “filiation” и “parentage”. Государства – члены ОИС указывают на необходимость защиты родословной ребенка в своих международно правовых позициях, однако недостаточная координация их внешней политики в сфере защиты прав ребенка не позволяет государствам эффективно защищать данные позиции в международных организациях и органах системы ООН. Термин «право на родословную», закрепленный в Декларации о правах и заботе о ребенке в исламе 1994 г. и проекте Джиддской Конвенции ОИС о правах ребенка, означает право на постоянную правовую связь ребенка с его биологическим отцом. Данное право неизвестно Конвенции о правах ребенка 1989 г. и не совпадает по содержанию ни с одним из закрепленных в ней прав.

ОБСУЖДЕНИЕ И ВЫВОДЫ. Защиту родословной ребенка следует считать исторической, культурной и религиозной особенностью некоторых, но не всех государств – членов ОИС. Не существует единого подхода к имплементации права ребенка на родословную. Позиции государств – членов ОИС по вопросам защиты родословной ребенка влияют на правовое регулирование механизмов замены ухода за детьми, временно или постоянно лишенных семейного окружения. Следует различать государства, допускающие полное усыновление, простое усыновление или несколько форм усыновления, а также государства, запрещающие усыновление. Государства – члены ОИС придерживаются различных международно-правовых позиций по вопросам толкования и применения универсальных норм международного права о защите права ребенка, насколько это возможно, знать своих родителей и получать их заботу, а также права ребенка, лишенного семейного окружения, на замену ухода. Поскольку подходы государств к толкованию и применению положений универсальных международных договоров о защите прав ребенка, касающихся института усыновления, различны, их имплементацию следует считать делом, по существу относящимся к внутренней компетенции государства.

ВВЕДЕНИЕ. Настоящая статья посвящена анализу комплекса политико-правовых причин закрепления запрета занятия евгеникой в европейском праве. В статье рассматриваются современный запрет евгеники в Хартии Европейского союза об основных правах 2000 г., запрет в международном уголовном праве, исторический опыт регулирования евгенических практик в странах Европы, а также новые вызовы в рассматриваемой сфере.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. В научном исследовании рассмотрены международные договоры, конвенции, а также судебная практика. При подготовке исследования использовались общенаучные и частнонаучные методы познания (методы анализа и синтеза, дедукции, индукции, сравнительно-правовой и формальноюридический методы).

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Автор приходит к выводу о нескольких блоках причин современного запрета применения евгенических практик. Первый блок связан с криминализацией ряда евгенических практик, включая целенаправленную селекцию людей, на международном уровне после Второй мировой войны. Второй блок причин запрета евгеники обусловлен провалом политико-правового курса в ряде стран Европы (прежде всего, Скандинавии), связанного с ущемлением в репродуктивных правах определенных уязвимых социальных групп. Третий блок причин вызван попытками внедрения современных достижений биомедицины и генетики, затрагивающих репродукцию и геном человека, и способных негативным образом повлиять на интересы будущих поколений человечества.

ОБСУЖДЕНИЯ И ВЫВОДЫ. Новые вызовы евгеники сложно поддаются регулированию и зачастую не охватываются каким-либо запретом или правовым регулированием в целом. Очевидной угрозой является то, что занятия евгеникой в целях селекции людей, чему способствует развитие новейших биотехнологий, может стать инициативой гражданского общества без каких-либо государственных программ и политических курсов и основываться на деятельности негосударственных акторов или убеждениях частных лиц.

ВВЕДЕНИЕ. Антарктический регион является уникальным с точки зрения организации эффективного управления одновременно большим числом государств. Для этой цели в 1959 г. был заключен Договор об Антарктике, который позволил предотвратить возникновение конфликтов. Тем не менее не так давно стала активна обсуждаться концепция территориального деления данного региона. Китай, являясь одной из наиболее быстроразвивающихся с экономической точки зрения государств, что влечет за собой заинтересованность в усилении влияния в Антарктическом регионе, также активно участвует в разрешении вопросов, связанных с правовым регулированием Антарктики. Цель статьи – определить позицию Китая в отношении деятельности в Антарктическом регионе в целом, а также, с точки зрения установления государственного суверенитета над территориями Антарктики.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. При проведении исследования используются документы международно-правового характера, включая международные договоры, доктринальные источники и национальное законодательство зарубежных государств. Исследование выполнено с использованием общенаучных и специальных научных методов.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. В статье проведен комплексный анализ китайской международно-правовой доктрины в отношении установления государственного суверенитета над территориями Антарктики, а также сформулированы предположения по дальнейшему развитию Китая в Антарктическом регионе. Были проанализированы основные направления деятельности Китая, в том числе связанные с национальной безопасностью и добычей природных ресурсов, также были проанализированы положения «Белой книги Китая по Антарктиде». Помимо этого, были рассмотрены инициативы Китая в отношении создания морских охраняемых зон, особо управляемых районов (далее – ОУР). Был дан ответ на вопрос о наличии собственной антарктической политики Китая.

ОБСУЖДЕНИЯ И ВЫВОДЫ. Исследование проблем установления государственного суверенитета над территориями Антарктики с точки зрения Китая позволяет судить о том, что на данный момент эта страна не обладает выработанной антарктической политикой и находится на стадии ее формирования. Попытки Китая повлиять на систему управления Антарктикой начались с 2005 г., когда было предложено создание ОУР. С тех пор влияние Китая продолжает расти. Китай действовал и продолжает действовать в соответствии с системой Договора об Антарктике, что свидетельствует об отсутствии желания Китая сменить систему управления регионом на систему территориального деления. На данный момент интересы Китая в Антарктике характеризуются повышением внимания к проведению научных исследований, охране окружающей среды и международному сотрудничеству. Предполагается, что влияние Китая в данном регионе будет увеличиваться.

ВВЕДЕНИЕ. Европейский интеграционный проект, долгое время считавшийся выдающимся образцом восстановления прочного мира на континенте и залогом его процветания, все больше сталкивается с экзистенциальными рисками. Прецеденты выхода государств из европейских региональных организаций – Европейского союза (далее – ЕС, Евросоюз) и Совета Европы – заставляют критически переосмыслить их опыт и перспективы дальнейшего существования. Указанные события, при всей их уникальности, каждое по-своему пошатнули привычную архитектуру общеевропейского сотрудничества и заставили обратиться к углубленному изучению политических и правовых моделей выхода государств из европейских региональных организаций.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. При проведении исследования использован обширный массив международных и национальных норм, а также судебной практики, оформивших выход Великобритании из Евросоюза. Анализ проведен с использованием источников, связанных с длительным переговорным процессом, а также сопутствующих политико-правовых процессов в самой Великобритании. Привлечены публикации в средствах массовой информации, официальные выступления и заявления выдающихся правоведов и политиков. Исследование основано на углубленном изучении научной доктрины и практики, включая комментарии непосредственных участников ключевых событий. Помимо традиционных методов юридического анализа, при написании работы использовались исторический и диалектический подходы с целью сочетать исследование формально-юридической стороны дезинтеграционных процессов с их системным видением как взаимосвязанных элементов более общей динамики международного права и международных отношений.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. На примере Брекзита проанализированы правовые аспекты дезинтеграции, как сложного процесса размежевания государства с высоко организованным наднациональным союзом. С одной стороны, рассмотрено международно-правовое измерение дезинтеграционного процесса через денонсацию уставных международно-правовых актов и заключение новых договоров с целью «мягкого выхода», обеспечивающего поступательную трансформацию внутрисоюзных отношений в новые форматы, как с разрывом множества связей, так и с сохранением некоторых из них. С другой стороны, исследовано оформление процесса дезинтеграции и преодоление его последствий в национальном правопорядке. Поступательное преобразование укорененных в британском праве элементов европейского правопорядка требует принятия тысяч нормативных актов, не говоря уже о пересмотре еще большего количества исходящих от ЕС правовых позиций в национальной судебной практике.

ОБСУЖДЕНИЯ И ВЫВОДЫ. Геополитические сдвиги в Европе и мире в сочетании с беспрецедентной деградацией политической и экономической ситуации внутри самого Евросоюза ставят под сомнение не только его дальнейшее лидерство, но даже его способность сохраниться в современном виде. Таким образом, сложившийся международный контекст заставляет взглянуть на опыт Брекзита в сравнительной перспективе и рассматривать его как весьма изощренную, хотя и далеко не единственную, правовую модель выхода из регионального интеграционного проекта. Несмотря на знаменательные различия между выходом Великобритании из ЕС и выходом России из Совета Европы, последний из которых заслуживает отдельного изучения, просматриваются и некоторые параллели между двумя событиями, как в плане их оформления в международном и внутреннем праве, так и в плане их значения для дальнейшей дезинтеграции на европейском пространстве.

ВВЕДЕНИЕ. В статье предлагается возможное направление государственной этнополитики в России – конституционный мультикультурализм, который формируется в процессе функционирования и развития конституционных и правовых норм, в том числе в отношении коренных народов, являющихся субъектом российской государственно-правовой системы. Сфера этнических отношений подвержена конституционным изменениям именно потому, что права коренных народов – это не застывшее правовое явление, а конституционно-правовая реальность, которой свойственно меняться вместе с меняющимся миром. В 2020 г. ст. 69 Конституции РФ дополнилась новыми конституционными идеями (защита культурной самобытности, языкового и культурного многообразия в рамках сохранения общероссийской культурной идентичности), в связи с чем становится актуальным и важным развивать их далее в правовых нормах, а также обосновывать конституционной идеологией и теорией. В частности, мультикультурализм рассматривается как новейшая идеология развития поликультурного общества, которая в своей основе содержит идею гармоничного сосуществования культурных и этнических групп, чьи традиции, практики, ценности признаются государством.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ. Автор использует труды зарубежных и российских ученых, занимающихся проблематикой конституционализма, конституции России и зарубежных государств, которые анализируются с помощью сравнительно-правового метода. В исследовании применялось функциональное сравнение, которое позволяет выявить сходства и различия не в сущности и структуре самих правовых норм конституций и нормативных правовых актов, а в функциях ими осуществляемых, т. е. тот эффект, который они оказывают на регламентацию этнических отношений. Автор использовал и проблемное сравнение, суть которого состоит в выявлении и сравнении теоретических основ и юридических средств, которые существуют в различных правовых системах. Таким образом, были выявлены наиболее удачные концепции и сформулированы предложения об их заимствовании национальным законодателем и правоприменителем.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. В результате исследования автор отмечает, что наиболее эффективным направлением этнической политики в полиэтнических государствах является конституционный мультикультурализм, которому, однако, в российской правовой действительности недостает теоретических обоснований. Пристальное внимание в этом отношении уделяется «индигенному измерению» конституционного мультикультурализма, что автор рассматривает как особые нормы права в отношении коренных малочисленных народов, сформированные с учетом культурной самобытности, этнической идентификации, ценностей и знаний уникальных этнических общностей, обязательно закрепленные в основном законе государства.

ОБСУЖДЕНИЯ И ВЫВОДЫ. Индигенные аспекты конституционного мультикультурализма необходимо концептуализировать, т. е. выработать новые теории и модели, систематизировать правовые, организационные, экономические и иные инструменты, с целью того, чтобы воплотить особенности и потребности этносов, характеризующихся индигенностью, в реальные правовые конструкции, что позволит наделять коренные народы специальными правами, в том числе выбирать особый путь развития. В случае если в политике конституционного мультикультурализма особенная роль будет отводиться коренным народам, способным при должном конституционно-правовом обеспечении поддерживать специфичные формы культурной самобытности, этнической идентичности и традиций, то это будет отвечать требованиям меняющегося мира и современной российской конституционно-правовой действительности.