Подвластная дочь в римской семье эпохи Республики и Принципата, как правило, не имела личного имени, но носила родовое имя отца, стоящее в женском роде. В замужестве женщина сохраняла за собой отцовское родовое имя, но если в результате брака переходила под власть мужа и становилась членом его рода, то прежнее отцовское родовое имя становилось ее личным именем, к которому добавлялось родовое имя мужа, стоящее в именительном или родительном падеже. В современной историко-правовой науке традиционно принято считать, что данный обычай строго соблюдался в республиканском Риме. Однако с постепенным отмиранием браков cum manu (confarreatio, coemptio, usus) во II-I вв. до н. э. данный обычай исчез. Автор статьи, опираясь на тезис Теодора Моммзена о родовом имени замужних женщин, анализирует данные источников классического римского права I-III вв. н. э. и приходит к выводу о продолжении существования браков confarreatio и coemtio и власти мужа над женой в течение всего Принципата. Кроме того, автором выдвинута гипотеза о том, что традиция присоединять имя мужа к родовому имени отца замужней женщины также продолжала существовать в классический период римского права.
Введение: официальное толкование норм права выступает одним из элементов, поддерживающих работоспособность механизма правового регулирования общественных отношений. Традиционно оно ассоциируется с обеспечительным средством в рамках правоприменения. Однако энергичное совершенствование общественных отношений показывает, что данное мнение является устаревшим и нуждается в переосмыслении, что служит основанием к пересмотру роли официального толкования в правовой системе общества.
Цель: рассмотрение конкретных представлений об использовании официального толкования права как в классических, так и в нестандартных ситуациях, выявление соответствующих направлений связей в этих процессах.
Методы: методологическую основу данного исследования составляет совокупность методов научного познания, среди которых системность, анализ, сравнительно-правовой, формально-юридический, исторический.
Результаты: обоснованная в работе авторская позиция, о возможности первичного формирования официальным толкованием права векторов развития правоприменительной и правотворческой деятельности, опирается на работы дореволюционных, советских и современных ученых, а также материалы правотворческой и правоприменительной практики.
Выводы: в результате проведенного исследования установлено, что официальное толкование права не стоит рассматривать в традиционной привязке к потребностям правоприменительной деятельности. Классическая точка зрения, которая длительное время оставалась популярной и монопольной в правовой науке, заключающаяся в исключительном правоприменительном характере официального толкования права, сегодня уже не является доминирующей. Если раньше правотворчество и правоприменение определяли официальное толкование, то сегодня официальное толкование выступает вектором, формирующим основы правоприменения, а в некоторых случаях и правотворчества. Это свидетельствует о выходе официального толкования норм права на новый уровень функционирования.
В статье анализируется лингвистическая сущность явлений призыва и пропаганды, делается попытка выяснить соотношение этих понятий с точки зрения лингвоэкспертного анализа. Данное исследование значения понятий «призыв» и «пропаганда», а также особенностей их употребления позволяет объективизировать интуитивное отнесение экспертом тех или иных сообщений к различным категориям. Предметом исследования выступает правовой анализ таких понятий, как «пропаганда» и «призыв», а также их соотношение на уровне нормативного регулирования в действующем российском законодательстве. На основе использования диалектического, сравнительного, формально-юридического, лингвистического методов авторы проанализировали основные категории и понятия, необходимые для осуществления правильной квалификации публичных призывов к осуществлению террористической деятельности и публичной пропаганды терроризма.
Юриспруденция имела противоречивые определения еще с античных времен. История эволюции юриспруденции основана на двух основных источниках юридической мысли и опыта, восходящих к античности, - философских размышлениях греков и юридической и административной практике римлян. Слово «юриспруденция» происходит от латинского словосочетания jurisprudential, что означает «знание закона». «Философия» - это наука, которая стремится понять тайны существования и реальности. Закон в его наиболее общем и всеобъемлющем смысле означает правило действия и применяется без разбора ко всем видам действий, будь то одушевленные или неодушевленные, рациональные или иррациональные. Фраза «философия права» неизбежно связана с отношениями между двумя академическими дисциплинами - философией и юриспруденцией.
Инновации в сфере технологий способствовали расширению и умножению возможностей для деятельности и в некотором смысле для существования человека. Само собой разумеется, что это относится также к сфере социально недозволенного и противозаконного, со всеми возможными изменениями, расхождениями и отклонениями, происходящими в действительности. Способность измерить объемы криминального или девиантного поведения может помочь не только объяснить беспрецедентное воздействие права на общественные отношения, открывая новые пути для охвата классических динамик и порождая динамики, совершенно ни на что не похожие, но и острее поставить вопросы о соотношении между нормативными положениями и переменами в обществе. Это касается и тех форм, которые объединяют действия, относящиеся, на первый взгляд, к независимым друг от друга областям. Поэтому при обращении к теориям, связанным именно со сферой цифровых технологий, мы стараемся включать их в различные контексты, где они до сих пор не играют значительной роли, и предлагаем средства для толкования, способные преодолеть некоторые традиционные классификации девиантных феноменов, а также призываем к критическому пересмотру некоторых абстрактных парадигм, на которых основана конкретная часть следственной и судебной практики.
В статье исследуется проблема выделения принципов юридической ответственности, явным образом не выраженных в нормах права, а выводимых из действующих норм логическим путем. Указываются особенности таких основополагающих начал юридической ответственности, приводится их классификация. Сложности, возникающие при использовании принципов ответственности, выводимых из норм права, в правоприменительной деятельности, рассматриваются на примере принципа неотвратимости юридической ответственности и принципа целесообразности юридической ответственности.
На современном этапе развития и функционирования права Русской Православной Церкви, регулирующего ее каноническую деятельность и общение с государством, определение понятия «церковное право» представляет особую значимость. Связано это с переосмысле-нием в современных условиях правовых, политических, культурных явлений и традицион-ных духовно-нравственных ценностей. Усиливающаяся роль норм церковного права в жизни российского общества обусловила возрастающий интерес к нему как к социальному регулятору, имеющему многовековой исторический опыт применения в этом качестве. Несмотря на многочисленные научные работы по различным аспектам церковного и канонического права, малоисследованной остается проблема критической оценки действующих подходов к определению понятия «церковное право» и их систематизации. Цель исследования - уточнить, конкретизировать существующие определения понятия церковного права в правовой и церковно-правовой науке и усовершенствовать его дефиницию. В ходе исследования проанализированы различные точки зрения отечествен-ных ученых по данному вопросу, что позволяет говорить о нескольких научных подходах к определению понятия «церковное право». Рассмотрены труды дореволюционных российских учёных-канонистов, посвященных проблеме соотношения церковного и канонического права. Полученные результаты способствуют развитию теории современного церковного права и теории права в целом. Предложен авторский вариант дефиниции «церковное право».
В целях определения реализации и эффективности преступления угрозы завладения чужим имуществом и налагаемой за него уголовной ответственности мы поставили цель определить сокрытие данного вида преступлений.
В данной статье автор рассматривает использование искусственного интеллекта в юридической деятельности. Автор анализирует на основе приведенных примеров возможность применения роботов в правовой сфере и их значение. Также в статье рассмотрены перспективы применения роботов-юристов, выделены основные положительные и отрицательные стороны, на которые необходимо обратить внимание при развитии искусственного интеллекта для его применения в юридических профессиях, и сделаны выводы.
В российской научно-правовой доктрине исследование вопроса применения временных мер международными судебными или квазисудебными органами и учреждениями на сегодня не приобрело комплексного характера. Вместо этого международная правовая доктрина раскрывает широкий спектр спорных вопросов в указанной плоскости, что определяется отсутствием в уставных документах и регламентах международных судебных, квазисудебных учреждений и трибуналов четких положений, а, следовательно, существующие пробелы дорабатываются судебной практикой. Цель статьи заключается в исследовании общих руководящих принципов применения временных мер, которые были разработаны и приняты Институтом международного права на основе анализа применения таковых в международном и национальном измерениях.