Современная культура отмечена чувством социальной, психологической, ментальной фрагментации и утраты целостности. Для нее характерно ощущение разрыва и распада. Стратегии формирования новой целостности посредством обращения к фрагментированной телесной форме и переосмысления роли телесного фрагмента раскрываются через различные художественные практики. Одним из ярких примеров становится творчество польско-еврейской художницы Алины Шапочников. На протяжении всей карьеры, охватывающей период с 1945 (начало художественного образования) до 1973 года (смерть от рака), художница создала множество работ - от классических набросков углем до самостоятельных скульптурных композиций. Предметом данного исследования становится образ фрагментированного тела в творчестве Шапочников, обращение к которому, вероятно, связано с травматическим военным прошлым художницы и ее смертельной болезнью, что нашло свое отражение в ключевых художественных сериях, в том числе “Животы”, “Гербарий”, “Опухоли” и т. д. Методология исследования основана на культурно-историческом (диахроническом) методе, позволяющем проследить специфику творческого пути художницы в связи с ее биографией. Используются архивные оцифрованные заметки и манифесты художницы, раскрывающие идейное содержание работ и позволяющие предположить обоснованность используемого подхода. Общий анализ творческих стратегий художницы показал, что обращение к образу фрагментированного тела через использование “навязчивого повторения” позволяет художнице по-новому исследовать темы травмы, болезни и смерти. Разрыв, находящийся благодаря фрагментированной телесной форме в умолчании, в то же время порождает ощущение новой чувственности и эмпатии. Фрагментированная телесная форма создает смысловое мерцание, трансгрессивный переход, совершаемый зрителем и самим творцом: от личного отпечатка к отчужденному фрагменту некогда целостной телесной формы, как это происходит в работе “Нога” 1962 года. Шапочников расширяет традиционные методы работы со скульптурой посредством своих экспериментов в отношении материала и формы, используя резину, газеты, марлю, смолы. Создаваемые ею объекты - элементы нового визуального словаря - сама художница в своим манифесте 1972 года называет maladroits («неуклюжие объекты»), подчеркивая таким образом особый статус отчужденных (объективированных) слепков телесных фрагментов, выполненных в то же время с ее собственного тела.
Предметом исследования является творчество Розанова, рассматриваемое в контексте основной интуиции духовных исканий мыслителя - видения мира как порядка, видения мира как хаоса и видения мира как взаимодействия порядка и хаоса. Особенность видения мыслителя заключается в том, что феномен мира занимает в его теории срединное положение между философским понятием и образом, что дает возможность интерпретации творчества Розанова как философии, реализованной в художественной форме. Эта специфика «подхода» Розанова позволяет эксплицировать философему мира как ряд взаимных переходов между миром как образом и миром как понятием, что дало мыслителю возможность совместить между собой интуицию античного космоса(предельного и замкнутого) и христианскую интуицию мира как творения Бога, бесконечно приближающегося к творцу. Творчество мыслителя представляет собой незавершимый диалог этих интуиций, фундированный в конечности жизни человека Розанова. В работе используется метод историко-философской реконструкции (при сопоставлении образа мира Розанова с интуициями космоса в античной и христианской философии) герменевтический метод(для интерпретации образов мира в поздних произведениях мыслителя) и диахронический метод (при сопоставлении образов мира у Розанова с интуициями М. Вебера и М. Хайдеггера). Научная новизна исследования заключается в экспликации образов мира в творчестве Розанова как константы, не сводимой непосредственно ни к метафизическим интуициям мыслителя, ни к содержанию его поздних произведений. Это дает возможность не предписывать Розанову конкретную картину мира, а воссоздавать ее непосредственно следуя образам поздних произведений мыслителя. Это существенно дополняет традицию изучения творчества Розанова в отечественной философии, в соответствии с которой конкретные образы поздних произведений Розанова выстраиваются с опорой на целое, которым обычно является религиозная центрированность видения мыслителя. Специфика видения Розанова рассматривается как расщепление целого, при котором оно содержится в каждом конкретном образе, не актуализируясь как трансцендентное этим образам начало, что обусловливает неразрешимые внутренние противоречия философа.
В статье разводятся две трактовки культуры: как культа и рационального построения; в последней автор в свою очередь различает семиотические, психологические и социальные нарративы. Анализируется характеристика культуры, предложенная Михаилом Гефтером: культура - это «отношение к тому, что человеку не дано непосредственно, но имеет для него спасительно-преобразующее значение». На основе нее автор утверждает, что человек культуру полагает, причем, не только мысля рационально, но и в плане веры. Двойная трактовка культуры - сакральная и рациональная складывается уже в античности и дальше воспроизводится применительно к разным культурным условиям. Рассматриваются исторические примеры такой трактовки: в архаической культуре, в средних веках в «Исповеди» св. Августина, в эпоху Возрождения Николаем Кузанским. Новоевропейская культура (социологи чаще говорят, модерн), по мнению автора, представляет собой последний вариант двух версий культуры. Поскольку культура модерна завершается, претерпевая глубокий кризис, представления о природе, личности и социальности, лежащие в основе культа модерна, перестают восприниматься в качестве сакрального основания, а рациональные построения перестают эффективно работать. В конце статьи обсуждаются идеи космической реальности, а также истории, выдвигаемые на роль нового культа следующей большой культуры («фьючекультуры»). Есть и другие претенденты на роль культа для фьючекультуры (мировые религии, Человечество, Разум, искусственный интеллект, диктатура и др.) но все они пока не принимаются основными участниками современного дискурса «Спасения». Автор, сравнивая разные исторические варианты “Спасения”, ставит вопрос, есть ли у человечества запас времени для решения «монблана» современных проблем современности.
Сфера культуры тесно связана с происходящими в обществе преобразованиями, она является не только их следствием, но и побуждающей причиной. На сегодня как никогда является актуальным учет этой особенности при разработке и реализации государственной политики. Государственное управление и регулирование экономики должно опираться на ценностные ориентиры, которые задаются культурной средой. Это должно находить отражение в комплексе мероприятий, предусмотренных системой стратегического планирования социально-экономического развития как на общегосударственном, так и региональном уровнях управления. Вопросы развития сферы культуры требуют отражения в основном документе стратегического планирования региона - стратегии социально-экономического развития субъекта Российской Федерации. Структура региональных стратегий жестко не регламентирована. Формирование этого документа осуществляется с учетом местной специфики и отражает существующие проблемы развития экономики и социальной сферы. При разработке региональных стратегий является актуальным включение раздела, посвященного развитию культурной сферы и как фактора, оказывающего влияние на развитие других составляющих региональной экономики.
Объектом исследования является роль искусства «Серебряного века» (конец XIX - начало XX вв.) в историческом процессе аксиологической трансформации русской культуры. На основе сопоставления доминирующих ценностей «Золотого» и «Серебряного веков», а также анализа философских и эстетических теорий и конкретных примеров художественных произведений, исследуются механизмы влияния искусства на общественное сознание и ценностные ориентации. Рассматриваются конвергентные и дивергентные процессы в искусстве «Серебряного века», обусловленные кризисом традиционных ценностей и поиском новых духовных ориентиров. Подчеркивается актуальность опыта «Серебряного века» для понимания роли искусства в современном обществе, в контексте поиска нравственных ориентиров и решения глобальных социальных проблем. Большое значение автор уделяет субъектному характеру культурного поля. Методология исследования основывается на культурологическом анализе, включающем историко-философский подход и семиотический анализ художественных текстов для выявления аксиологических сдвигов. Научная новизна исследования заключается в комплексном анализе “Серебряного века” как уникального исторического прецедента, демонстрирующего мощный потенциал искусства в трансформации общественного сознания и ценностных ориентаций. В работе обосновывается положение о субъектности искусства, его способности не только отражать социокультурную реальность, но и активно формировать её. Впервые вводится понятие “конвергенции ценностей” в контексте русской культуры как ключевого фактора формирования субъектного культурного пространства, способного оказывать преобразующее воздействие на общество. Показано, что на фоне сближения философии, религии, науки и искусства формируется интегративный стиль культуры, в котором эти сферы взаимопроникают и взаимообогащают друг друга, создавая новое ценностное поле. В качестве выводов подчеркивается, что опыт “Серебряного века” демонстрирует необходимость осознания и признания аксиологической роли искусства для формирования гуманистического мировоззрения и построения более гармоничного общества. Искусство, как и прежде, может стать мощным инструментом для сохранения и развития духовных ценностей, для формирования гуманистического мировоззрения и для построения более справедливого и гармоничного общества. Результаты исследования также могут быть использованы для дальнейшего изучения аксиологических аспектов культуры и искусства в других исторических периодах и в современном обществе.
Среди представителей французского художественного сообщества второй половины XVII-XVIII века утвердилась традиция завершать образование путешествием в Италию. Парижская академия живописи и скульптуры отправляла в Рим своих стипендиатов, а французские меценаты могли посылать молодых живописцев в Вечный город на свои средства, что было особенно актуально для провинциальных мастеров. Таков случай провансальского пейзажиста Клода-Жозефа Верне (1714-1789). Он, однако, не ограничился традиционным образовательным вояжем и провел в Италии девятнадцать лет. Предметом данного исследования стало творчество Верне в соотнесении с особенностями развития пейзажного жанра в итальянской художественной среде. Речь идет и об ученичестве у живущих в Риме мастеров, и о впечатлениях от творчества живописцев прошлого, и о профессиональном современном мастеру окружении. Разумеется, принимается во внимание интернациональный характер этой среды: к сложению пейзажного жанра в Италии приложили руку не только местные, но в первую очередь французские, а также фламандские мастера. Методология исследования предполагает сочетание разнообразных методов, используемых в искусствоведении и актуального для современной науки социологического подхода. Хотя в зарубежной науке имеются отдельные исследования, посвященные времени пребывания Верне в Италии, они не носят исчерпывающего характера. В русскоязычном научном пространстве труды о творчестве Верне в целом чрезвычайно редки, а что касается итальянского периода, то он практически полностью остается за пределами внимания отечественных исследователей. Это определило актуальность данной статьи, которая задумана как составляющая двухчастного цикла, в подробностях исследующего пребывание и деятельность Верне в Италии. В представленной части впервые на русском языке рассмотрено, как строился диалог Верне с его предшественниками и современниками, как посредством знакомства с произведениями прошлого и благодаря личному общению с коллегами накапливался профессиональный опыт как чисто художественного, так и практического свойства. Статья раскрывает, как складывается творческая манера и карьера Верне, поскольку именно в Италии полностью определились жанровые предпочтения мастера, его специализация на морском пейзаже, сложился индивидуальный стиль художника, сформировался круг любимых приемов и сюжетов.
Предметом исследования является судебный процесс Российской Федерации. Автором рассматривается судебная процедура как коммуникативная модель, функционирующая по принципу запрос-ответ. Внутри коммуникативной модели действуют определенные правила контекста, а также правила совершения действий сторонами и их непосредственными представителями. Такие действия сторонами совершаются при помощи слов, имеющих определенную форму и находящих свое отражение в материалах дела. Анализ речевых актов, как письменных, так и устных, позволил Автору именовать отдельные юридические факты согласно классификации, предложенной Г. Л. А. Хартом. Используемые для филологического анализа речевые акты являются повсеместной формой действия в своих интересах или в интересах доверителя в судебном процессе. Применение коммуникативной теории права позволило найти метод изменения динамики судебного процесса. Методологией проведения работы является филологический анализ речевых актов, используемых сторонами в судебном процессе, а также сопоставление результата речевого акта с материальным следом-отражением в процессуальных документах судебного дела. Результатом работы является подтверждение преобладание принципа устности судебного процесса над принципом письменности, что выражается в особом положении аудиопротокола как следа процессуальных действий при помощи слов. Областью применения результатов исследования является судебная система Российской Федерации, как коммуникативная система запросов-ответов на разрешение конфликта. Новизна исследования выражается в применении филологического и философского анализа к коммуникативной системе разрешения споров, что позволяет сделать вывод о непосредственном воздействии во время судебного процесса сторон на судью и изменении динамики судебного процесса посредством совершения действий при помощи слов. Автор приходит к заключению, что каждое из определенных типов речевого воздействия будет являться самостоятельным юридическим фактом, а необходимой формой их фиксации является аудиопротоколирование судебного заседания.
Предметом рассмотрения данного исследования является онтологический проект гениального французского философа Жильбера Симондона (1924-1989) заключающийся в рассмотрении индивида через индивидуацию во всех сферах реальности: физической, биологической, психосоциальной (трансиндивидуальной) и даже технологической. По мнению Симондона, речь идет именно о том, чтобы при помощи метафизики наметить онтологическую перспективу развития индивида на пути к индивидуации как условию полного познания реальности. Кроме того, для Симондона теория «индивидуации» исходит из реляционного смысла: эта концепция превращает определенную потенциальность в текущую реальность. Вот почему эта теория заключается прежде всего в онтогенезе индивида как проблемы потенциального вымысла: «больше чем один» и остается открытым вопросом для философии только как момент становления бытия, которое увлекает его за собой. Методология исследования включает такие общенаучные подходы, как дескриптивный метод, метод категоризации, метод анализа, наблюдения и синтеза. Отметим, что данная статья имеет поисковый характер и направлена на понимание индивида как неповторимого в отношении самого себя - незавершенного, свободного и превосходящего свое существо. Более того, Симондон связывает идею свободного и самопреодолевающегося индивида с концепцией техники как творца-изобретателя. Отсюда следует, что техническую деятельность можно рассматривать как введение в подлинную сущность и как проявление творческой инициативы во имя индивидуальной свободы. В заключении автор указывает: свобода через технику не означает принадлежности к определенному полу или избранности. Это жизненное призвание, поскольку основано на готовности, встретить наивысший риск смерти. Вместе с тем свойственное технику чувство свободы не только налагает на него большую ответственность, но и придает его поступкам универсальную этическую ценность.
Рассматривается проблема личной идентичности в контексте современных тревог и дискуссий, вызванных влиянием научного здания на человеческую природу. Анализируется вопрос - может ли быстро накапливающееся научное знание о мозге и способности манипулировать биологической составляющей природы человека оказать существенное влияние на наше ощущение себя. Исследование личности - чрезвычайная сложная область, в которой, со времен Сократовского поворота, постоянно изменялись как методы, так и представления об исследуемом объекте. Данное исследовательское направление представлено целым спектром парадигм, следствием чего является сложность в достижении эмпирического обобщения фактов о личности и их интерпретаций. Сложность возникает и в формулировке обобщённых теоретических положений, которые постоянно множатся и меняются, что приводит к терминологической путанице в данном разделе философии. Сложность в обобщении фактов и теоретических положений теорий, репрезентирующих субъективность, хаотичное употребление терминологии - все это препятствует установлению ясности и требует продолжения аналитической работы для прояснения концепции «Я». Представленный анализ опирается на концепцию «нарративной идентичности» Поля Рикёра и «гипотезу конвергенции» Чарльза Тейлора. Проблема идентичности рассматривается с позиции пересечения перспектив первого и третьего лица. Где перспектива первого лица связывается с качественными характеристиками опыта субъективности человеческого существования, а перспектива третьего лица предполагает использование натуралистических методов описания существования «Я». Что поднимает вопрос совместимости «субъективности», основанной на свободе воле и личном опыте ощущения себя, с «объектностью» человеческого существования, которая фиксируется через натуралистическое описание физического аспекта существования «Я», основой которого выступает безличная детерминация причин и следствий в рамках, которых человек лишь «вещь среди вещей». Формируется вывод о том, что редукционизм не позволяет эксплицировать, а соответственно и должным образом понять динамическую, нарративную, активную, гетерогенную и диалектическую (по сути конфликтную) природу личности, что формирует требование к построению холистической теории идентичности «Я». Утверждается, что условиями сохранения личной идентичности выступают три континуальности: воплощенное существование, психологическая связанность и культурная непрерывность. В качестве «наброска» на пути к формированию холистической модели «Я», представлена репрезентация личной идентичности посредством диалектической спирали.
Предметом настоящего исследования является философская и культурная репрезентация женского начала в трактате «Дао дэ цзин» Лао-цзы, рассмотренная в интердисциплинарной перспективе, объединяющей подходы феминистской теории инаковости и экологического феминизма. Особое внимание уделяется анализу гендерной символики - образов матери, самки, мягкости - и их философскому значению в структуре даосской мысли. Исследование направлено на выявление скрытых механизмов символического возвышения и одновременно маргинализации женского начала, а также на осмысление того, как подобная символика влияет на представление о субъекте, природе и власти. Работа ставит целью интерпретацию женских образов не как риторических приёмов, а как ключевых элементов онтологической и этической модели, предложенной Лао-цзы. Исследование основано на междисциплинарном подходе, сочетающем текстуальный анализ трактата «Дао дэ цзин» с инструментарием феминистской философии, герменевтики и сравнительной культурологии. Научная новизна работы заключается в том, что в ней впервые проводится комплексный анализ трактата «Дао дэ цзин» в свете феминистской теории другости и экологического феминизма с акцентом на гендерную символику и философское осмысление женского начала. Исследование демонстрирует, что женские образы в даосской мысли выполняют не только метафорическую, но и онтологическую функцию, предлагая альтернативную модель силы, основанную на текучести, мягкости и способности к поддержанию гармонии. Вместе с тем выявляется внутреннее противоречие между символическим возвышением женского начала и фактическим исключением женщины как исторического субъекта. Сделанный вывод подчёркивает необходимость критического переосмысления подобных образов в межкультурной перспективе, а также их потенциал для формирования новой этики ненасилия, сопричастности и равенства.