В статье рассмотрены стихи Ю. К. Олеши, напечатанные в 1922-1924 гг. в газете «Гудок» под собственной фамилией и псевдонимами Зубило и Касьян Агапов. Последний псевдоним раньше не привлекал внимания ученых. Анализ текстов показывает, что, молодой писатель, используя псевдонимы, параллельно создавал образы разных субъектов речи. Сначала Зубило и Касьян Агапов не отличались друг от друга, но скоро их амплуа дифференцировались: первый стал остроумным фельетонистом-железнодорожником, пишущим на бытовые темы и борющимся с бюрократией, второй - поэтом из народа, придерживающимся серьезной тематики и официального тона. Наиболее серьезные стихотворения политического содержания Олеша скоро стал подписывать собственным именем. В статье изучено, как это связано с позицией Олеши и историко-литературным контекстом, а также проанализированы особенности поэтики стихотворений Зубила и Касьяна Агапова, не отмечавшиеся исследователями: пародические приемы, совмещение разных стилистических, тематических планов, противоположных стиховых и жанровых форм и т. д. Сказанное в статье об Олеше, возможно, характерно и для других представителей одесской (южной) школы, работавших в «Гудке». Это открывает перспективы для новых исследований.
Вопрос о том, как воспринималось творчество Велимира Хлебникова в Китае, относится к числу плохо изученных. Мы имеем определенное представление о формах присутствия в хлебниковском философско-эстетическом сознании китайской темы – части общеориентальных взглядов русского поэта-футуриста. Вместе с тем проблема собственно китайского освоения художественного наследия В. Хлебникова (диалог культур предполагает их двустороннюю связь, взаимное переплетение оценок и суждений) остается открытой. В статье, таким образом, предпринимается попытка осветить – в качестве наиболее актуальных – литературоведческие и переводческие аспекты китайской рецепции В. Хлебникова.
Эти два аспекта исследования по традиции тесно связаны между собой независимо от того, о какой национальной культуре идет речь. Мера и глубина литературоведческого интереса к иноязычной поэзии определяется объемом переведенных текстов; в аналогичной степени устойчивость и качество переводческой обращенности к ней корреспондирует с литературоведческим вектором восприятия чужого слова. Для российской науки о дальневосточной литературе такое положение вещей носит вполне аксиоматический характер (хотя бы потому, что без предварительного теоретико- и историко-литературного, а также герменевтического анализа по-настоящему понять поэтику древней китайской или средневековой японской лирики нельзя; иные подходы будут считаться дилетантскими, что порой не исключает наличия особой, «наивной» прелести переводов с китайского или японского, взятых в отрыве от оригинала). Названный тезис применим и для китайской науки о русской литературе (китайской литературоведческой русистике), интенсивно развивающейся в последние годы.
В статье прослеживаются этапы научно-филологического изучения В. Хлебникова в Китае, объясняются причины китайского интереса к Серебряному веку вообще и творчеству автора «Хаджи Тархана» в частности, подвергаются разбору стратегии отдельных переводов хлебниковских стихотворений на китайский язык с учетом повышенной сложности в передаче «зауми» средствами лингвистической системы, столь разительно отличающейся по внутренней структуре и письму от русской.
В статье систематизированы сведения по истории создания дневниковых записей «Фронт дәфтәрләреннән» («Из фронтовых тетрадей», 1941–1944 гг.) Амирхана Еники, послуживших отправной точкой для создания его военных рассказов. Они были опубликованы в СМИ спустя полвека, к 50-летию Великой Победы. В своих скупых комментариях писатель признается, что вел записи тайком во время работы писарем в штабе, службы в карауле, в перерывах между боями, решился опубликовать на склоне лет, сочтя материал поучительным для потомков. В ходе анализа дневниковых записей были выявлены их жанрово-стилистические особенности. Доказано, что повествование в них носит дискретный характер, на первый план выдвигается не картина военной повседневности, а изображение внутреннего мира человека, картин природы, что привело к трансформации психологизма. Писатель размышляет в «тетрадях» о жизни и смерти, войне как явлении, поведении человека в критических обстоятельствах. Процесс национального самопознания во фронтовых тетрадях сопряжен с процессом личностного самопознания. В художественную ткань дневников А. Еники включает эпизоды с вещими снами, отрывки из писем военной поры, татарские легенды, тюркские пословицы, цитаты из прочитанных книг
В древнерусском языке значение принадлежности выражалось как с помощью притяжательных прилагательных, так и с помощью образованных от них относительных, при этом последние сохраняли связь с производящей основой и выражали значение принадлежности. В статье на материале духовных и договорных грамот великих и удельных князей XIV–XV вв. рассматриваются притяжательные прилагательные на -ов-//-ин- и образованные от них относительные прилагательные с комплексом суффиксов -ов-ьск-//-ин-ьск-; исследуется, как функционально соотносятся притяжательные прилагательные от личных имен собственных и производные от них относительные прилагательные; выявляются контексты конкуренции данных образований: если относительные прилагательные сочетались, как правило, с лексемами, обозначающими формы земельной собственности, то притяжательные прилагательные в сфере лексической сочетаемости ограничены не были.
В духовных и договорных грамотах встречаются как двучленные притяжательные конструкции, так и более сложные – конструкции, обозначавшие принадлежность лицу, обозначенному существительным с приложением, где стандартно в древнерусском языке использовалась конструкция с притяжательным прилагательным и родительным принадлежности. Внутри таких притяжательных конструкций также обнаруживается эквивалентность прилагательных с суффиксами -ов-//-ин- и комплексом суффиксов -ов-ьск-//-иньск- соответственно.
В статье дано описание специфики функционирования глаголов дистрибутивной неоднократности в произведении И. А. Бунина «Темные аллеи». Автор анализирует парадигматические и синтагматические характеристики глаголов в определенном контексте, которые позволяют выявить как изменение словарного значения под влиянием контекста, разного рода приращения смысла, так и особенности идиостиля писателя. Цель работы – исследовать функционирование глаголов дистрибутивной неоднократности с приставками раз- / рас-, с-, пере- с учетом индивидуальных характеристик и специфики класса глаголов для установления специфики идиостиля автора. Выявлено, что семантика глаголов с рассматриваемыми приставками обусловливает их языковое поведение в конкретном тексте. Установлено, что многократность глагольного слова мотивирована как видом глагола, так и коммуникативным рангом и таксономическим классом. Особенность нашего исследования состоит в том, что автор рассматривает глаголы дистрибутивной неоднократности в определенном контексте, выявляя текстовую характеристику данных глаголов, их роль в раскрытии авторского замысла. Основной метод исследования – описательный, ориентированный на контекстный анализ глаголов дистрибутивной неоднократности. Кроме того, в процессе исследования функционально-семантического поля дистрибутивной неоднократности автор применял функционально-семантический и стилистический методы анализа, рассматривая функционирование глаголов множественности на разных языковых уровнях.
Данная статья посвящена рассмотрению мифа об ангеле в поэзии А. И. Полежаева, представителя так называемого «богоборческого» романтизма. Образ ангела был достаточно частотным в поэзии русских романтиков первой половины XIX века и, в частности, наиболее традиционно и полно в данный период он был представлен в поэзии В. А. Жуковского, творившего в рамках христианского романтизма. Полежаев же выходит на рассмотрение этого образа с богоборческих позиций, а также образ ангела проходит художественное осмысление через призму оппозиции «Красота – Смерть», являющейся не только типичной, но и смыслообразующей для полежаевской поэзии. Образ ангела приобретает в поэзии А. И. Полежаева несколько воплощений: он может осмысливаться через образ прекрасной возлюбленной, наделенной ангельской красотой; также Полежаев обращается и к традиционному образу ангела – посланника Бога, однако воплощает его иначе, через сюжет о падших ангелах, отвергнутых своим создателем. Кроме того, черты традиционного образа ангела в полежаевской поэзии придаются демону, способному нести не разрушение и смерть, а вдохновение. Таким образом, можно говорить о том, что богоборческие мотивы в его творчестве проявляются нетипично и своеобразно, герой предпринимает попытки и через образ ангела, в том числе и перевернутый, и через красоту бороться с Богом.
В статье приводятся оценки художественного наследия С. Т. Аксакова английскими критиками и писателями. Доказывается, что русский писатель объединяет европейские культуры общечеловеческим содержанием. Наряду с классиками русской литературы Тургеневым, Толстым и Достоевским проза С. Т. Аксакова приобрела всемирное значение. 1991 год был объявлен ЮНЕСКО годом Сергея Аксакова. «Семейная хроника» Аксакова была переведена Сергеем Рачинским на немецкий язык и заслужила высокую оценку А. И. Герцена. После перевода Джеймсом Даффом трилогии Аксакова на английский язык писатель наряду с Тургеневым, Толстым, Гоголем и Чеховым вошел в «золотой фонд мировой литературы». Особый интерес к Аксакову в Англии был заметен как в начале XX века, так и в 80-е годы XX века, когда его произведения наряду со знаменитыми викторианцами стали бестселлерами. В статье раскрывается роль Дмитрия Мирского в популяризации русской классики, а также Вирджинии Вульф, по свидетельству которой книги русских авторов Аксакова, Чехова Тургенева и Достоевского нашли самый горячий отклик у английского читателя. В статье также затрагиваются вопросы специфики перевода Аксакова на английский язык.
В статье исследуется функциональное назначение инонациональных культурно-религиозных мифологем в передаче этнического образа в русском литературном процессе XIX века. Анализируется рецепция конфессионального мусульманского текста в художественной системе «Путешествия в Казань, Вятку и Оренбург в 1800 г.» М. И. Невзорова, который способствует передаче татарского пласта жизни. Религиозно-мифологические кодификаторы как иной конфессиональный текст, предстающий в такой триаде, как призыв на богослужение муэдзина, проповедь муллы, эпиграфические надписи надгробий, представляющие «Слово Господа» и молитвенное обращение верующих, передают архетипические представления. Апперцепция иного религиозного сознания создает в системе художественного текста яркий неповторимый образ российской «инокультуры» в ее доминантных проявлениях. В сочинениях П. М. Кудряшева и Т. С. Беляева этнические башкирские реалии жизни идентифицируются религиозно-историческими мифологемами: константы коранического рая, «сатаниила» Дадьжала, «башкирцев-семиродцев» задействованы в интерпретации событий Отечественной войны 1812 года как эсхатологического события истории. В передаче этнических аспектов жизни А. И. Герцен и Н. С. Лесков прибегают к дохристианским мифологемам языческого мировидения: национальные божества марийцев и удмуртов присутствуют в описании российской действительности, создании «былого» в сочинении «Былое и думы» и статье «Вотяки и черемисы». В «Очарованном страннике» Н. С. Лескова экспликация языческих воззрений на мир передает синкретизм миропонимания персонажа: мифологемы старой чувашской веры функционируют в создании образа чуваша наравне с христианскими святыми.
В статье произведена попытка анализа романа Л. Юзефовича «Филэллин» с точки зрения функционирования в нем исторического и мифологического (мифопоэтического) кодов. Цель работы – выявление исторической и мифологической кодировок в романе при помощи описательного и мифопоэтического методов исследования. Особое внимание уделено анализу типа героя, системы персонажей, а также выявлению романного хронотопа и обоснованию жанровой характеристики. Автором статьи утверждается, что роман Л. Юзефовича не является историческим романом в общепринятом смысле. Хотя «Филэллин» обладает необходимыми маркерами жанра исторического романа, Л. Юзефович через особенность взгляда, которую мы называем «раздвоенностью», поднимается до уровня символического обобщения, свойственного мифу. В его авторском мифе история, мифологизированная история, мифология, эпос и легенда уживаются в одном пространстве, обусловливая самобытность романного мира «Филэллина». Автором статьи осуществлен анализ образа главного героя, Мосцепанова, который обнаруживает явное сходство с образом эпического героя, а в его странствиях воплощен мифопоэтический хронотоп через призму авторского мифа Л. Юзефовича. Утверждается, что Л. Юзефович видит путь Греции к процветанию через слияние двух родственных народных самосознаний – русского и греческого, и воплощением этого синтеза становится Мосцепанов. В результате вышеперечисленных утверждений «Филэллин» можно охарактеризовать как историко-мифологический роман с преобладанием мифологического кода.
В статье характеризуется концепция личности Г. Р. Державина, которую он конструирует в своей поэзии. Эта концепция рассматривается как авторский миф, авторское мифотворчество. Державин создает в своей поэзии образ, непосредственно соотносящийся с его жизнью и его личностью. Создание многих стихотворений связано с конкретными биографическими фактами, но в художественном контексте и авторской интерпретации образ лирического героя державинской поэзии обретает определенные мифологические черты. Цель исследования – выделить ключевые тексты и сквозные принципы, которые составляют основу авторского мифа Г. Р. Державина. В статье проанализированы стихотворения «Фелица», «Философы. Пьяный и трезвый», «Бог», «Памятник», «Тончию», «Свобода», «К самому себе», «Евгению. Жизнь Званская», «Признание». В результате раскрываются основные аспекты авторского мифа Г. Р. Державина, в котором перед читателем Державин предстает как государственный деятель, поэт, философ, помещик и обычный человек со свойственными ему слабостями. Основой этого мифа является нравственная позиция, определяемая такими качествами, как чистосердечье, правда и добродетель. Личность Державина представлена в его авторском мифе как воплощение национальных качеств русского человека.