После 2010 г. правящая в Турции Партия справедливости и развития (ПСР) вернула в официальный политический словарь концепт “Новой Турции”. Это возвращение происходило на фоне таких внутриполитических и внешнеполитических сдвигов, которые дали основания наблюдателям говорить о “революции” Р. Т. Эрдогана и сравнивать ее с “революцией” М. К. Ататюрка. Хотя “Новая Турция” Эрдогана в значительной степени является проектом противоположным “Новой Турции” Ататюрка, между этими проектами больше сходств, чем может показаться на первый взгляд. Так же, как М. К. Ататюрк столетие назад, Р. Т. Эрдоган добивается вхождения Турции в клуб ведущих держав, формирующих основы мирового порядка. Однако в отличие от Ататюрка, пытавшегося достичь этой цели через интеграцию Турции с западным миром, Эрдоган стремится превратить “Новую Турцию” в один из центров формирующегося “постзападного” миропорядка. В данной статье рассматривается продвигаемый Эрдоганом проект “Новой Турции” как пример поиска собственного пути к современности, основанного на одновременном неприятии, пересмотре и избирательном использовании кемалистского наследия.
В последние годы наблюдается усиление конфронтации между США, их партнеров и Китаем. Белый дом активно расширяет систему военно-политических форматов в Индо-Тихоокеанском регионе (ИТР). Прежде всего, речь идет о создании AUKUS(сентябрь 2021 г.) и BluePacificAlliance (июнь 2022 г.). Параллельно США ведут мониторинг политики европейских государств - членов НАТО, особенно ФРГ, на предмет их вовлечения в противодействие КНР. В работе анализируется военный вклад Германии в “сдерживание” России и Китая, отмечается неготовность Берлина к активному использованию формата НАТО в отношении КНР, а также рассматривается американская система военно-политических форматов на Дальнем Востоке, которая используется не только для “сдерживания” Китая, но и для корректировки курса европейских партнеров в выгодном Вашингтону направлении. В выводах представлены два возможных варианта стратегии ФРГ в ИТР.
Необходимость глубокой декарбонизации энергетического сектора стимулирует развитие инновационной ядерной энергетики. Под инновационной ядерной энергетикой подразумевают ядерные реакторы, в которых конфигурация систем, теплоносители, топливо и эксплуатационные условия радикально отличаются от традиционных реакторов. В числе перспективных инноваций в ядерном секторе выделяется концепция малых модульных реакторов (ММР), уникальные характеристики которых с точки зрения повышенной безопасности, транспортной мобильности, эффективности и экономичности создают благоприятные условия для капиталовложений в проекты по их разработкам. В ряде стран ведется активная работа по развитию ядерной энергетики, создаются продвинутые перспективные проекты ММР, первые прототипы которых должны быть развернуты в скором будущем или уже развернуты. Однако развитие ядерной энергетики следующего поколения - это больше, чем решение исключительно технологических задач. Существуют также экспортные, финансовые, геополитические вопросы, включая проблемы глобальной безопасности и нераспространения.
В теории международных отношений (ТМО) сегодня в очередной раз возобновились дискуссии об общем предметном поле науки о международных отношениях в условиях продолжающегося межпарадигмального размежевания. Размывание общего предметного поля объясняется не только естественным процессом дисциплинарной дифференциации, но и нерешенностью вопроса об онтологии этого предмета. Последнее приводит к тому, что ТМО развивается только за счет концептуального и методологического заимствования из смежных дисциплин, предмет которых имеет онтологическую основу. В статье было показано, что понятие “суверенитет”, осмысленное в рамках онтологии системной теории Н. Лумана и диалектики Г. Ф. В. Гегеля, лучше подходит для решения двойного дисциплинарного кризиса в ТМО, чем марксистское понятие “множественности”, основанное на концепции неравномерного и смешанного развития. Социальная онтология “международного” таким образом конституируется границей между “внешней” и “внутренней” политическими сферами, а также борьбой за признание.
В августе 2022 г. о своем намерении присоединиться к Шанхайской организации сотрудничества заявили десять стран, в том числе государства арабского мира: ОАЭ, Сирия, Катар и Саудовская Аравия. Сегодня в условиях нарастающего санкционного давления это интеграционное объединение рассматривается в качестве надежного форпоста, базирующегося на принципе консенсусного принятия решений. События последних лет показали, насколько хрупким является правовое обеспечение международного миропорядка. В настоящее время ШОС выступает в роли площадки для многосторонней дипломатии, где вырабатывается консолидированная позиция по актуальным вопросам. Изучение текущих направлений развития энергетического взаимодействия в рамках Шанхайской организации сотрудничества, оценка перспектив их дальнейшего расширения и углубления с учетом реализации интересов и стратегических целей Российской Федерации видятся актуальной задачей.
Анализируются некоторые проекты, реализуемые в Карибском регионе в рамках китайской Инициативы “Пояс и Путь”. Характеризуется отношение США, которые воспринимают активизацию присутствия КНР в своем “мягком подбрюшье” как угрозу национальной безопасности.
Для развития приграничного сотрудничества РФ и КНР существуют благоприятные предпосылки. Однако они не реализуются ни в российской, ни в китайской частях приграничья. Осмысление накопленного опыта развития российско-китайских отношений подводит к выводу о необходимости на научной основе подойти к вопросам координации планов, проектов и практической деятельности по развитию сопредельных территорий двух государств. России пора разработать стратегию приграничного взаимодействия с Китаем.
Анализ трендов японского общественного мнения и интенсивности пропагандистской кампании в отношении России в 2021-2023 гг. показывает резкий рост русофобских настроений после начала операции на Украине и ужесточения санкций/контрсанкций. Глубинныеинтервью и включенное наблюдение автора в 2020-2023 гг. позволили сделать вывод, что отношения с Токио оказались в зоне “глубокой заморозки”.
В статье предпринимается попытка концептуализации проблем энергетической безопасности четырех постсоветских де-факто государств: Республики Абхазия, Нагорно-Карабахской Республики, Приднестровской Молдавской Республики и Республики Южная Осетия. Делается вывод о том, что повестка энергетической безопасности этих республик серьезно отличается от подобной повестки промышленно развитых и обширных по площади государств: в условияхнепризнания и слабости экономических потенциалов главной проблемой в большинстве случаевявляется снабжение электроэнергией бытовых потребителей. Повестка энергетической безопасности играет неоднозначную роль в контексте конфликтов между четырьмя республиками и их прежними “суверенами” (материнскими государствами), в одних случаях обостряя имеющиесяпротиворечия, в других - способствуя их мирному и конструктивному разрешению.
Активизация геополитических проектов крупных игроков в отношении стран Центральной Азии ставит вопрос, насколько различные форматы С5+ Китай, США, ЕС, Турцияреально отвечают интересам стран региона. Традиционно многовекторность является основнойвнешнеполитической линией, утвержденной в официальных доктринах и стратегиях стран Центральной Азии. Ставка на диверсифицированные контакты на международной арене без приоритетности вектора на развитие отношений только с одним или двумя внешними игроками официально объясняется политическими элитами необходимостью сохранять равноудаленность отосновных мировых центров силы с целью получения инвестиций, технологий, доступа к рынкам, гарантий безопасности. Сопоставление задач и вызовов, стоящих перед государствами региона, с возможностями, которые им в реальности приносит стратегия многовекторности в рамках сотрудничества с выбранными игроками, дает основание утверждать, что эта модель во многом используется как инструмент создания видимости диверсифицированной внешней политики, который используется властями для балансирования между внешними крупными игроками.