В статье осмысливаются методологические основания нейротрансцендентализма, обсуждается вопрос о том, насколько последовательно и эффективно он интегрирует подходы трансцендентальной философии и нейронаук. Исследование проведено на базе сравнительного анализа того, как пространственно-временные и количественные репрезентации осмысливаются в философии Канта и в трансцендентально ориентированных нейроисследованиях. Автор приходит к выводу, что 1) моментом демаркации является нечувствительность трансцендентализма к материальному корреляту априорных принципов разума, обнаружение которых принципиально для нейронауки; 2) в интегрируемых дисциплинах имеются существенные расхождения содержательных полей ключевых понятий (a priori, репрезентация, пространство, время, количество, восприятие и т. п.); 3) нейронауки и трансцендентальная философия имеют основания для интеграции на уровне их предметной области; 4) нейротрансцендентализм образует интердисциплинарную область исследований, порождающую собственный синтетический объект изучения - «биологическое a priori».
Kant talks about a transcendentally necessary mind and, less often, about an intelligible mind. The two characterizations of the mind have similarities. However, there are also important differences. The properties grouped under ‘transcendental’ are cognitive, those grouped under ‘intelligible’ are conative. The properties grouped under ‘transcendental’ are nearly all congenial to cognitive science. Many grouped under ‘intelligible are not.
In exact epistemology Immanuel Kant’s statement on the priority of application of cognitive faculties is detailed as an intellectual process. Empirical regularities of the JSM-method of automated support for research are synthetic a posteriori judgements. Theoretical intelligence is primary, and its aspects are understanding (Verstand) and mind (Gemüt). The conditions of possible experience in Kant’s sense are implemented in the JSM-method of ASR in intelligent systems. And the JSM-method itself is the transcendental logic of artificial intelligence using two theories of truth, the coherence theory and the correspondence theory. Exact epistemology, which is exact neo-Kantianism, can be naturally considered as a reflection of information society culture on its civilizational (technological) aspects.
В одной из своих работ современный нейрофилософ Г. Нортхофф, развивая проблематику кантовской трансцендентальной когнитивистики (эпистемологии), вводит метафору кантовского ума. В нашей статье мы предложим экспликацию метафоры кантовского ума и на этой основе разовьем когнитологическую модель кантовского ума (кантовский ум как последовательность познавательных синтезов) с целью ее применения в современных исследованиях по когнитивистике, нейронаукам и искусственному интеллекту. Вместе с тем в настоящее время стоит вопрос (задача), с одной стороны, о переходе трансцендентализма к нейротрансцендентализму, т. е. развитии нейрокогнитологических исследований, направленных на выявление нейронных коррелятов компонентов и структур кантовского ума, а, с другой стороны, о создании интеллектуальных компьютерных программ (систем), реализующих кантианскую когнитологическую модель ума. Данная статья намечает пути решения как первой, так и второй из этих задач.
Обзор посвящен конференции «Востоковедные чтения 2021. Сочетаемость языковых единиц и языковые модели. Памяти З. М. Шаляпиной (1946-2020)», проведенной Институтом востоковедения РАН 14-15.04.2021.
Рецензируется монография, которая отражает многолетние исследования автора, специалиста по компьютерной лингвистике и искусственному интеллекту, в сфере экспликации и формализации факторов речевого воздействия. В рецензии рассматриваются теоретические вопросы речевого воздействия и их отражение в монографии, а также формальные признаки воздействия, описанные автором. В целом работа оценивается как важный вклад в теорию речевого воздействия.
Статья посвящена классу звукоподражательных слов в русском языке (мяу-мяу, бац, чпок и т. д.). Первичная функция этих слов - имитировать неязыковые звуки внешней среды. Ряд таких звуков может выступать в предложении как предикаты и как метатекстовые средства. Существует несколько классификаций русских звукоподражательных слов. По одной из них, эти слова можно расположить по шкале конвенциональности, что важно при переводе таких слов [Влахов, 1980]. На одном конце шкалы располагаются конвенциональные, имеющие языковой статус и переводимые на другой язык слова (гав-гав, тик-так). На другом конце шкалы располагаются слова неконвенциональные, иконически воспроизводящие звуки внешнего мира [Шаронов, 2009]. Еще одна классификация делит класс на воспроизводящие звуки и их не воспроизводящие, а демонстрирующие эмоциональный эффект неожиданности. Особое внимание в статье уделяется трем группам слов, которые пока не исследовались русистами. Это слова, передающие звучание музыкальных инструментов; звучание пустой или невнятной человеческой речи, а также звукоподражательные эвфемизмы бранных реплик.
Статья посвящена условиям сохранения языков малочисленных народностей. Перечислены факторы, ведущие к исчезновению языка, в основном связанные с уменьшением числа носителей, усилением контактов, причем с более распространенными и потому престижными языками, а также с языковой политикой властей. В числе факторов, способствующих сохранению языков, названы незначительное число контактов, национальное самосознание и опять же языковая политика. Отмечается, что, как правило, факторы могут взаимодействовать, как усиливая, так и ослабляя процесс. Приведенные наблюдения позволяют делать выводы о мерах, необходимых для сохранения языков малочисленных народов.
Статья рассматривает место так называемых коннотаций, понимаемых обычно как дополнительная часть лексического значения, в моделях языка. При том, что наличие такой информации не отрицается, поставить ее в языковую модель - структурную или функциональную - оказывается непросто. Даже состав коннотаций колеблется у разных авторов: если оценочная информация и сведения об эмоциях включается в их число практически всеми исследователями, то другие компоненты - ассоциации, экспрессивность, стилистика - встречаются только у некоторых исследователей. Главная же проблема - и она рассматривается в статье - заключается в том, что не вполне ясна сущность такой информации, в частности, ее отличия от лексического значения - денотата и сигнификата. В статье анализируются языковые проявления этой информации и делается вывод о возможности ее отражения в моделях языка. В частности, предлагается рассматривать ее как результат неполной (в разной степени) узуализации информации, традиционно плохо поддающейся концептуализации из-за субъективного и нерационального характера.
Термин коммуникативный такт раскрывает бифункциональную сущность языка как средства общения: говорящий кодирует её языком, а слушающий - декодирует языком же. Сильная доля коммуникативного такта состоит в оязыковлении и опредмечивании мысли говорящего в тексте, а слабая доля - в сегментации, распредмечивании и разъязыковлении текста слушающим. Вслед за Л. С. Выготским различается мысль1как процесс образного мышления концептами и мысль2 как процесс вербального мышления. Первая часть сильной доли - осуществляемый говорящим процесс оязыковления Мысли1в Мысль3(внутреннюю речь). Вторая часть коммуникативного такта - опредмечивание Мысли3 в Мысль2, воплощённую в тексте (колебаниях воздуха, развёртывающихся во времени (ср. линейность языкового знака у Соссюра). Текст связывает говорящего со слушающим. Распредмечивание текста слушающим состоит в сегментации текста на означающие знаков и в переходе от означающих к означаемым. Процесс разъязыковления сообщения состоит в превращении мысли3 (внутренней речи), в мысль1 (концепт), перемещаемой в постоянную память и хранимую в ней.