По мере того как европейское общество становится все более мультикультурным, интерес к проблемам репрезентации этнических и расовых меньшинств в современном западном кинематографе заметно растет. Процессы, происходящие в западном кино, являются ответом на политические вызовы, связанные с вопросами иммиграции, глобализации, проблемами межэтнических и международных отношений, корни которых, по мнению некоторых исследователей, следует искать в колониальном прошлом. Поэтому обращение к истории колониализма, его культурным аспектам сегодня приобретает особую актуальность. Рассмотрение кинематографа в качестве исторического источника может дать полезные сведения о том, каким образом в колониальную эпоху выстраивались культурные границы между Западом и Востоком, колонизатором и колонизированным Другим. В частности, фильмы времен Третьей республики, рассказывавшие о колониях в Африке, поддерживали колониальный дискурс своего времени, отражали силу французской колониальной империи, изображая колонизаторов благородными, храбрыми и самоотверженными, а колонизированных «других» - экзотическими, дикими и непокорными. Однако после Второй мировой войны в условиях начавшейся деколонизации актуальность прежних подходов к репрезентации империи и ее владений оказалась под вопросом. В исследовании выявлено влияние процесса политической деколонизации на идеологическое содержание французского кино об империи в указанный период, рассмотрено изменение подходов к визуальной репрезентации колонизированного Другого и то, как эти перемены воспринимались зрительской аудиторией. По мнению авторов, такое историческое исследование может помочь лучше понять истоки современных явлений в европейском кинематографе и западной культуре в целом. В качестве исторических источников в работе используются французские фильмы 1945-1960 гг. Кинематограф рассматривается авторами в ракурсе постколониальной теории как инструмент укрепления колониальной власти и формирования представлений о колонизированном Другом. При анализе кинокартин используется подход, включающий изучение истории их создания, содержания, кинообразов и реакции публики. На основе анализа сделан вывод, что необходимость смягчить колониальный дискурс в условиях распада империи привела к тому, что идеологическое содержание кино Четвертой республики стало более противоречивым. В нем отразились, с одной стороны, ностальгия по былому имперскому величию, а с другой - неуверенность, желание абстрагироваться от актуальных проблем и даже сочувствие антиколониальному движению. Стереотипные представления о колонизированном, хотя и не исчезли с экранов полностью, все же эволюционировали вместе с трансформацией самой империи, порождая нетипичные для предшествующего периода образы Другого.
Исследование посвящено специфике репрезентации прошлого в современном игровом кинематографе, в котором соблюдение реализма перестает быть безусловным. В художественных фильмах интерпретации событий минувшего времени основываются не на данных историографии, а на использовании художественно-выразительных средств кино. В результате прошлое познается через опыт визуального восприятия и эмоционального переживания демонстрируемой исторической реальности. Это превращает исторические фильмы в уникальные документы исторической культуры и побуждает к поиску эффективных подходов для их изучения в качестве новых видов источников. В данной статье на примере фильма Н. Меркуловой и А. Чупова «Капитан Волконогов бежал» (2021) авторы показывают, какими именно кинематографическими средствами может создаваться новая историческая реальность, отсылающая к узнаваемой исторической действительности. Достижению этой цели способствует сочетание элементов нарративного, визуального и семиотического анализа. В центре внимания находятся способ организации киноповествования, цветовые решения в определении стиля костюмов и оформления декораций, операторские приемы и приемы монтажа, символы и метафоры. Дистанцирование от творческого метода реализма, интерес к теме насилия, плюралистическое видение ситуации, притчевый характер фильма «Капитан Волконогов бежал» позволяют говорить о нем как о «новом историческом фильме», который разрушает ожидания зрителей, ориентированные на просмотр реалистичного кино и предлагает свою версию исторической реальности Большого террора в Ленинграде в 1938 г. Вместе с тем зрительские реакции показывают, что, вопреки упрекам в неисторичности, содержащиеся в нем культурные отсылки узнаваемы и понятны. Визуальный стиль фильма перекликается с эстетикой американских комиксов и компьютерных игр-раннеров, и эта «клиповость» отличает его от традиционного исторического фильма, который стремится создать у зрителя ощущение достоверности и погружения в прошлое. В результате границы между реальным и воображаемым, привычным и фантастическим, прошлым и настоящим размываются, и актуализируется вопрос о возможностях и ограничениях художественной репрезентации исторической действительности как таковых. Это ставит перед историками задачу пересмотра содержания понятий «реализм», «аутентичность» и «достоверность» применительно к историческим фильмам, а также повышает информационную ценность рецензий кинокритиков и зрителей в качестве дополнительных материалов, привлекаемых для исследований.
Актуальность темы исследования обусловлена тем, что в настоящее время многие аспекты человеческого существования опосредованы какими-либо технологическими решениями и инструментами, включёнными в общую алгоритмическую среду. Развитие технологий Искусственного интеллекта отражают данные процессы, оказывая значительное влияние на повседневную жизнь человека. Исходя из этого, дискурс о взаимодействии искусственного и подлинно человеческого интеллекта становится все более актуальным. Объектом исследования выступает образ «искусственно созданного существа»: образ сверхсильного компьютера или цифровой бестелесной сущности, киборга или робота-андроида, визуализированных в современном кинематографе. Предметом исследования является выявление особенностей репрезентации технологий Искусственного интеллекта в кинематографе, отражающие слияние человека и машины. Цель настоящего исследования заключается в анализе практик репрезентаций ИИ в кинематографе, через выявление и интерпретацию основных векторов образного воплощения технологий ИИ в кино-нарративе. Методологической основой анализа фильмов о взаимодействии человека и машины, содержащих и лежащих в их основе социокультурных ценностей и представлений, применялся аксиологический метод. Поскольку материалом исследования стали художественные кинотексты, при их изучении существенное значение имел герменевтический метод с его ведущим принципом понимания и интерпретации смысла текстов. Новизна данного исследования заключается в выявлении визуальных особенностей (векторов) представлений технологий ИИ в кинематографе, а именно: очеловечивание машины, придание ей антропоморфных черт; наделение технологий Искусственного интеллекта эмоциями; наличие или отсутствие телесности Искусственного интеллекта. Тем самым автор фиксирует, что кинематограф ставит под сомнение границы между биологией и технологией, а также между сознанием и телом, привнося яркие заметные образы, которые заставляют задуматься о том, что появление искусственного интеллекта и постепенное размывание границ между человеческим интеллектом и машинным мышлением может означать для человека не только конец привычного мира, но и открывает горизонты новых возможностей. Сделан вывод о том, что кинематограф, в рамках научно-фантастического жанра, выступает как площадка для интерпретаций технологий Искусственного интеллекта, допуская более высокий уровень его развития относительно реально существующего, и позволяет проецировать отношение человека к современным технологиям
Кризис культурной идентичности в современном мире — исторически обусловленный процесс. В условиях глобализации, гибридного противостояния цивилизаций эффективным методом воздействия на идентификацию личности становится кинематограф. Именно кино, ввиду способности воздействовать на личность посредством создания соответствующих художественных образов, может влиять на самосознание индивида, обеспечить и укрепить его культурную идентичность. Стратегическим потенциалом позитивного воздействия кинематографа на культурную идентичность личности является раскрытие возможностей отечественного кино.
Статья посвящена ситуации ритуального кризиса в обществе потребления на материале фильма «Вероятно, дьявол» Робера Брессона. В работе анализируются основные черты ритуального кризиса: отсутствие коллективного мифа и ритуала, утрата связи с сакральным и невозможность организовать сообщество. Рассмотрен герой в ситуации ритуального кризиса, чья цель — восстановить связь с сакральным путем церемониального самопожертвования. В итоге анализа автор статьи приходит к выводу, что главный герой фильма терпит неудачу в попытке восстановить эту связь — стремление к мученичеству через ритуальное самопожертвование оказывается всего лишь банальным убийством.
Автор анализирует подходы В. И. Ленина и И. В. Сталина на предмет их политики по отношению к фильмам религиозного содержания. Большое внимание в статье уделено механизмам использования инструментов кино в борьбе правительства по изживанию религиозности народа. Подробно изучаются практические способы ведения антирелигиозной агитпропаганды средствами кинематографического искусства. Информация излагается в контекстном сравнении цензуры фильмов, осуществляемой сначала Лениным, а затем и Сталиным. Предпринимаются попытки выявления субъективных причин различия тактических подходов двух первых лидеров советского государства к демонстрации религии на экранах.
Статья посвящена исследованию роли кинематографа в формировании и закреплении ключевых мифологем, связанных с подвигом народа во время Великой Отечественной войны, которые лежат в основе коллективной памяти и национальной идентичности. В статье анализируется, как визуальные, так и нарративные приемы отечественного кинематографа, конструирующие героико-патриотический образ войны. Автор акцентируется на таких мифологемах, как единство народа, жертвенность и моральное превосходство. Особое внимание уделяется трансформации этих мифологем в разные исторические периоды, их связи с идеологическими установками и их влиянии на общественное сознание.
В статье анализируется опыт одного из регионов России в сфере кино — Республики Саха (Якутия) — является редким примером стабильно функционирующего регионального кинематографа, где больше всех снимают кино на национальном языке. В кинопроизводстве республики с численностью менее 1 млн человек работает 23 кинокомпании и продакшн-студии, а местные картины обгоняют во внутреннем прокате на территории региона голливудские блокбастеры.
Целью данной работы является выявление ключевых особенностей процесса кинопроката с 2018 по 2022 год с учетом изменений, происходивших в условиях пандемии COVID-19, а также санкционных ограничений. Таким образом, можно выделить следующие задачи исследования: анализ особенностей внутреннего кинотеатрального проката, выявление сдерживающих факторов развития проката якутского кино вне региона, описание опыта онлайн-показа якутских фильмов.
Статья посвящена анализу тематического возрождения в отечественном кинематографе тенденций позиционирования личности в социуме. Это проявляется в том числе в создании связи человека и космического пространства. На протяжении тысячелетий люди создавали миф взаимоотношений между жизнью на Земле и космосом. Этот миф создается и в настоящее время в отечественном кинематографе, который формирует социокультурную парадигму общества.
Статья посвящена анализу вопросов культурно-исторической идентификации. Автор статьи начинает свое исследование с обращения к дискуссиям западников и славянофилов XIX века о характере русского народа. Октябрьский переворот и последовавшая за ним Гражданская война стали проверкой взглядов славянофилов и западников. В постсоветский период вопросы идентификации вновь поднялись с особой остротой, ибо страна оказалась на распутье. Показательным примером такого рода размышлений становится картина Константина Лопушанского «Роль» (2013). По мнению автора статьи, ключевой чертой русской души для Лопушанского становится воля к смерти, которую человек воспринимает как собственную судьбу. В этой формуле есть и разрушительная хтоническая энергия, о которой грезили западники, и святая послушность, она же жертвенность, увиденная славянофилами.