Научный архив: статьи

В статье в контексте современных исследований церковной дипломатии середины — второй половины ХХ в. и актуальных работ, посвященных советской официальной и конфессиональной дипломатии в ближневосточном регионе, анализируется опыт исследования служения в 1958–1960 гг. первого представителя Русской православной церкви при патриархе антиохийском в Дамаске, предпринятый в монографии А. М. Новоторцевой. Первое заграничное церковно-дипломатическое служение героя исследования в Дамаске рассматривается как «рождение церковного дипломата» — характерное явление эпохи, когда к церковно-дипломатическому служению были призваны молодые (опыт владыки Иоанна в этом плане нетипичный) выпускники советских высших духовных школ, сформировавшие поколение иерархов-дипломатов нового курса церковной политики, связанной с деятельностью главы отдела внешних церковных сношений в 1960–1972 гг. митрополита Никодима (Ротова, 1929-1978). Новый курс церковной дипломатии, формирующийся на рубеже 1960-х гг. требовал новых лиц, новых подходов и практик. Открывателем именно такой институционализации церковной дипломатии — персоны — представителя Московского патриархата при патриаршем престоле востока и стал архимандрит, а вскоре епископ Иоанн (Вендланд). Сам регион служения героя исследования — уникальный по насыщенности политических интересов, религиозных групп и влияний, требовал неординарных подходов и поступков. Вместе с тем, вся церковно-дипломатическая деятельность (как и сами церковные дипломаты) жестко контролировались представителями советского государственного аппарата, результатом чего были уникальные по сложности условия и масштабные задачи деятельности, в решении которых сформировался один из плеяды ярких дипломатов Русской православной церкви — епископ Иоанн (Вендланд).

В своей апологетической работе, адресованной евреям и мусульманам латинского христианского мира, Фома Аквинский взаимодействует с исламскими и иудейскими мудрецами своей схоластической эпохи. Поскольку существующие исследования не содержат достаточно качественной и количественной оценки наиболее часто цитируемых Фомой Аквинским исламских и иудейских философов в «Сумме против язычников», что представляет собой значительный научный пробел, данное исследование заполняет этот пробел. Проанализировав прямые ссылки Аквината и аргументативные взаимодействия с Авиценной, Аверроэсом, Маймонидом и Авицеброном, показав их распределение, аргументативную позицию Аквинского в отношении согласия, частичного согласия/несогласия или несогласия. В качестве методологии использован двойной аналитический подход, состоящий из качественного текстуально-философского анализа текста, перекрестной проверки с исследованиями Ванстенкисте и Index Thomisticus Бусы, а затем количественного анализа. Результаты показали, что Фома Аквинский напрямую ссылался на исламских и иудейских философов 61 раз в 415-й главе «Главы Священного Писания». Наиболее заметны исламские философы (95%), Аверроэс (64%) и Авиценна (31%). Напротив, иудейские философы Маймонид и Авиценна составляют лишь незначительную часть. Эти ссылки сосредоточены в «Главе Священного Писания II», за которыми следуют «Глава Священного Писания III» и «Глава Священного Писания I». В «Главе Священного Писания IV», посвященной латино-католическому догматическому богословию, есть только одно прямое упоминание Авиценны. Аквинский часто вступал в споры с этими философами посредством аргументативных разногласий (81%), основанных в первую очередь на аргументах Аверроэса и, во вторую очередь, на аргументах Авиценны. Однако он никогда не опровергал относительно немногочисленные совпадения взглядов (14%) и частичные совпадения взглядов (5%), вместо этого используя их для развития и обоснования своего тезиса. Фома Аквинский никогда не соглашался с Маймонидом и Авиценной и всегда использовал эти аргументативные разногласия для опровержения их философских положений. Эта закономерность демонстрирует сильную корреляцию между уровнем согласованности аргументов Аквината и целью аргументации, основанной на прямых ссылках, что иллюстрирует томистический метод богословского различения, характеризующийся избирательным заимствованием, адаптацией и принятием Аквинатом философий двух других авраамических традиций, когда они совместимы с учениями Латинской церкви, и систематическим опровержением в случае их несовместимости, называя их «ошибками», требующими опровержения. Данное исследование показывает, что томистический теологический синтез исламской и иудейской философии в «Священной доктрине» Аквината не только укрепил томистическое богословие и защитил римско-католическую веру, но и сумел объединить три авраамические монотеистические традиции — христианскую, исламскую и иудейскую — посредством их общей перипатетической философии универсальной истины, истины, которая начинается в Боге.

В статье рассматривается историческая трансформация стержневого вопроса христианской теологии — христологической проблемы — в свете решений Двинских соборов (начало VI — начало VIII вв.) Армянской апостольской святой церкви. Христологическая проблема, активно обсуждавшаяся в армянской церковной среде уже со второй половины V в., вследствие комплекса причин и преимущественно геополитического и геостратегического положения Армении, на протяжении многих веков стала точкой «догматического размежевания» между Армянской и вселенской церквями. Участие Армянской церкви (прямое или косвенное) в многовековой богословской полемике объясняется её стремлением сохранить свою самостоятельность и национальную специфику. Статья изложена на основе изучения первоисточников и в свете авторской методологической концепции исследования истории армянской духовной культуры. Стержневыми в статье являются четыре взаимосвязанные идеи: 1. Армянская церковь, как самая древняя национальная церковь, с самого своего возникновения была той институцией, которая создавала, сохраняла, развивала и транслировала во времени армянскую национальную духовную культуру, тем самым обеспечивая культурную преемственность армянского народа; 2. На протяжении многовековой истории своего существования Армянская церковь играла роль национального духовного центра, где создавались, сохранялись и развивались армянские национальные духовные и культурные традиции — предусловие обеспечения культурной самобытности армянской нации. Бином церкви и нации, религии и национальной культуры стал основой её самопознания/самосознания, а через это — механизмом выживания и самозащиты нации в течение всей истории её существования как нации христианской; 3. Более двухсот лет Двинские соборы Армянской церкви выступали в качестве важнейшего инструмента обоснования и закрепления (в разных исторических, политических и идеологических контекстах) доктринальной позиции Армянской церкви, защиты её вероисповедания от разного рода отклонений; 4. Сохраняя заложенные отцами Армянской церкви традиции, главы Армянской церкви принимали на созываемых ими Двинских соборах такие решения, которые обеспечивали самостоятельность Армянской церкви, что в рамках моей методологической концепции я называю способом обоснования («оправдания») возможности и необходимости исторического существования армянской нации.

В настоящей статье на основании сведений разноязычных первоисточников на древнеармянском грабаре, среднеарамейском (сирийском), древнегрузинском (картвельском) и среднегреческом (византийском) языках рассмотрены вопросы унии в эпоху царствования в Византии императорской династии Ираклидов между Вселенской церковью и Армянской, которая со времен II Двинского собора (554) безоговорочно отвергала ὅρος IV Вселенского собора (Халкидон, 451). Автор привлек не только нарративные источники халкидонитского и антихалидонитского исповедания VII–IX вв., но и ряд памятников из прочих жанров, такие как грамоты, письма и послания, учел достижения науки, отраженные в научных и справочных изданиях по арменистике, византиноведению и иранистике. В результате он установил, что на незаконодательном соборе, состоявшемся в Карине в сентябре 633 г. при участии императора Ираклия I (610–641) и великоармянского католикоса Езра I (630–641), произошло подписание церковной унии. Автор демонстрирует официальную позицию современной Армянской Апостольской Церкви к Каринской унии и оспаривает утверждение ряда отечественных специалистов касательно того, что на Каринском соборе якобы армянскую делегацию вынудили принять халкидонскую ортодоксию в полном объеме. Автор статьи выдвинул также новую концепцию о том, что, несмотря на неоднократные нарушения армянской стороной Каринской унии, Ираклиды продолжали de-jure рассматривать паства церкви в Армянском княжестве, как неотъемлемую часть Вселенской церкви. И поэтому императоры Констант II (641–668) и Юстиниан II (685–695 и 705–711) требовали от великоармянских католикосов Нерсэса III (641–661) и Сахака III (677–704), соответственно, продемонстрировать свою лояльность к Каринской унии посредством повторного вступления с ними в литургическое общение или выдачи письменного заверения об исповедовании «халкидонского символа веры».

В статье представлен обзор документов, отложившихся в деле «Переписка о Православной Церкви на Востоке» из фонда Канцелярии обер-прокурора Святейшего синода Института рукописей Национальной библиотеки Украины им. В. И. Вернадского (Ф. XIII, ед. хр. 297). В аналитических записках и официальных письмах, хронологический диапазон которых охватывает 1840-е–1880-е гг., нашли отражение вопросы, связанные с выработкой концепции российского духовного и политического присутствия на православном востоке, проблемы взаимоотношений Российской церкви с православными патриархатами Востока (Константинопольским и Иерусалимским), отношений Св. Синода и российских дипломатов к греко-болгарскому кризису, следствием которого стало распространение на Балканах деятельности болгаро-униатской церкви и мн. др. В связи с активизацией миссионерского присутствия Римско-католической и протестантских церквей особое внимание российских экспертов было обращено на межконфессиональные отношения на православном востоке. Как показывает анализ архивных документов, одна из главных целей большей части российских церковных и светских дипломатов, авторов экспертных записок, состояла в том, чтобы убедить правительство России в необходимости укрепления церковного присутствия России в Османской империи как важного фактора ее политического влияния. Высказывались и противоположные мнения, предполагавшие отказ России от политических интересов на христианском востоке при сохранении традиционной поддержки православных восточных церквей. Несмотря на разрозненность документов, относящихся к различным временным периодам и историческим сюжетам, они служат ценным вспомогательным источником, восполняющим уже известные сведения из истории межцерковных и межконфессиональных отношений, что способствует более полной и объективной реконструкции церковного присутствия России на христианском востоке.

Статья посвящена комплексному анализу визуальных образов Святой земли, репрезентированных на страницах одного из самых массовых духовных периодических изданий Российской империи — журнала «Русский паломник» (1885–1917). Актуальность исследования обусловлена недостаточной изученностью визуальной культуры православного паломничества и механизмов формирования религиозно-политических представлений в эпоху модернизации. Авторы рассматривают иллюстративный материал не как второстепенное дополнение к тексту, а как самостоятельный инструмент конструирования сакрального пространства и имперской идентичности. На основе выборки из 72 паломнических текстов, содержащих 229 иллюстраций, авторы выявляют и реконструируют четыре ключевых типологических образа Палестины: (1) «Историческая Палестина» (библейский и средневековый регион с многоуровневым пантеоном персонажей и сюжетов); (2) «Традиционный Восток» (символический конструкт, объединяющий репрезентации различных религиозных и этнических групп); (3) «Модернизирующийся Восток» (пространство, подвергающееся влиянию вестернизации и инфраструктурных изменений), а также (4) «Русская Палестина» (комплекс объектов, отражающих присутствие Российской империи и формирование локального исторического нарратива). Методология исследования сочетает количественный и качественный анализ визуального ряда, а также привлекает концепции визуального поворота, ориентализма (Э. Саид) и иеротопии. Доказывается, что редакция журнала сознательно использовала визуальные средства для формирования у массового читателя, включая малограмотные слои населения, целостного, эмоционально насыщенного, но при этом идеологически выверенного образа Палестины. Этот образ служил не только религиозному просвещению, но и укреплению основ государственной идеологии, интегрируя Святую землю в пространство русской сакральной географии и коллективной идентичности.

Статья с публикацией источников посвящена реконструкции уникального исторического кейса — подготовки весной-летом 1955 г. первой группы монахинь и послушниц для пополнения «русского» Горненского монастыря в Иерусалиме. Все обстоятельства этого важного с позиции государственных органов (Совета по делам Русской православной церкви при Совете министров СССР) и церковных структур дела воссоздаются благодаря выявлению и параллельной публикации источников из различных фондов. Обнаруженные в ходе историко-биографического исследования в личном архиве митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима (Нечаева) документы о его участии в подготовке группы монашествующих для отправки в Иерусалим дали толчок к выявлению и комплексной публикации всех источников, связанных с этим проектом, отложившихся в фонде Совета по делам Русской православной церкви при Совете Министров СССР (фонд Р-6991 Государственного архива Российской Федерации) и Архива отдела внешних церковных связей Московского патриархата. Собранный комплекс источников представил обстоятельства важного события в истории Горненского монастыря в нескольких репрезентативных аспектах: в истории государственно-церковных отношений, церковной дипломатии, российского христианства на Святой земле. Необычный по динамизму и наполненности событиями 1955 г. принес значительные изменения в подходах как Московской патриархии, так и правительственных структур к задачам и практикам российского/советского присутствия на Ближнем Востоке (было осознано, что решать задачи поддержания и развития церковного достояния без людей — невозможно); способствовал вовлечению в активную церковно-дипломатическую работу ряда молодых церковных деятелей — протоиерея Михаила Зёрнова, Константина Нечаева, архимандрита Пимена (Хмелевского).

Статья посвящена комплексному анализу паломнических поездок представителей российских духовных учебных заведений — студентов и преподавателей академий, семинарий и училищ — на Святую землю на рубеже XIX–XX вв. В условиях глубокого социально-политического и духовного кризиса, вызванного поражением в Русско-японской войне, революцией 1905 г. и утратой традиционных ориентиров, паломничество приобрело особую значимость как форма духовного сопротивления, поиска смысла и укрепления коллективной идентичности. Авторы рассматривают этот феномен не в узкорелигиозном, а в междисциплинарном ключе, сочетая методы исторической антропологии, источниковедческого анализа эго-документов и истории культуры. В качестве основных источников используются паломнические дневники, очерки и отчёты, опубликованные в епархиальной и церковно-учебной периодике, что позволяет реконструировать не только внешнюю организацию поездок, но и внутренний мир участников — их мотивацию, переживания, трансформацию сознания. Исследование выявляет иерархически организованную систему целей: от личного духовного возрождения и преодоления скептицизма до образовательной миссии, экзистенциального поиска и национального ходатайства за Россию. Особое внимание уделяется гибридной природе этих путешествий, в которых традиционное паломничество сочеталось с просветительской экскурсией, формируя новый феномен — «паломническую экскурсию», институционально поддерживаемую Императорским Православным Палестинским обществом. Анализ показывает, что структурированность маршрута, логистика и педагогическая направленность не обесценивали, а, напротив, углубляли духовный опыт, позволяя участникам осознанно выбирать между формальным следованием программе и подлинным внутренним преображением. Ключевым символом и центром сакрального пространства в текстах паломников выступает Иерусалим, и в особенности Храм Гроба Господня, воспринимаемый не как географическая точка, а как «центр земли» — место, где вечность пересекается со временем, а личная история — с историей спасения. Через призму антропологии священного авторы показывают, как паломник становится одновременно наблюдателем, участником и преобразуемым субъектом, чья идентичность обновляется при посещении мест евангельских событий. Исследование доказывает, что для духовной интеллигенции начала XX в. паломничество было не маргинальным обрядом, а центральным элементом профессиональной, пастырской и личной биографии, формирующим богословское мировоззрение и укрепляющим веру в эпоху сомнений. Таким образом, статья вносит существенный вклад в изучение религиозной жизни, духовного образования и культурной ментальности российского православия накануне Первой мировой войны и революции, восстанавливая утраченный пласт исторического опыта последнего поколения, совершившего этот путь до наступления «долгих XX лет».

В данном исследовании рассматриваются гостиницы «Гелуш» и «Хана Хассо», расположенные в городской заповедной зоне Мидьята в провинции Мардин, Турция. Две гостиницы находятся на расстоянии примерно 100 метров друг от друга. В отличие от гостиниц в соседних крупных городах Мардин, Амид, Хин-Кейфа и Аль-Руха, которые были построены преимущественно по заказу мусульманских покровителей, эти два здания были построены видными христианскими сирийскими протестантскими семьями, а именно Гелле Хырмиз (1862–1915) и Мусой Шаммасом (1861–1915). Хотя на самих зданиях нет надписей, указывающих на точную дату постройки, предполагается, что они были построены в конце XIX или начале XX вв. Эта датировка основана на двух ключевых факторах: во-первых, архитектурной планировке и стилистических особенностях гостиниц, а во-вторых, на продолжительности жизни их владельцев, Мусы Шаммаса и семьи Хырмиз. Они были родом из Мосула и в тот период активно действовали в Мидьяте. Изначально предназначенные для поддержки коммерческой деятельности и развития торговли в Мидьяте, обе гостиницы с тех пор утратили свою первоначальную функцию. Сегодня гостиница «Гелуш» используется как ресторан и кафе, а гостиница «Хана Хассо» используется как частная резиденция со скотом во дворе. В данной статье представлен подробный анализ гостиниц «Гелуш» и «Хана Хассо», которые являются важными образцами сирийско-христианской архитектуры в регионе и ранее не изучались одновременно с исторической и архитектурной точек зрения. Статья также проливает свет на жизнь их основателей, а также подтверждает значительную социально-культурную роль немусульманских жителей в городском развитии Мидьята в поздний османский период.

Целью данного исследования является анализ специфики репрезентации голосов палубных и трюмных пассажиров в русской паломнической литературе рубежа XIX — начала XX вв. На основе систематического анализа путевых и паломнических записок Г. Дюкова, А. Елисеева, А. Коровицкого, И. Барциховского, П. Боброва, Ф. Грекова и других авторов рассматриваются изменения паломнического нарратива и механизмы, с помощью которых палубные и трюмные пассажиры пароходов Русского общества пароходства и торговки (РОПиТ) получали возможность высказывания о своих условиях паломничества на Святую землю. Особое внимание уделено анализу «голосов сверху», принадлежавших привилегированными путешественникам первого класса, и «голосов снизу», представленных в текстах преимущественно провинциальными священнослужителями. В статье анализируется деятельность Императорского православного палестинского общества (ИППО), которое систематически предпринимало меры по улучшению условий перевозки непривилегированных пассажиров пароходами РОПиТ. Также приводится реакция пароходного общества на публичную критику условий морского этапа паломничества в Иерусалим: беседы с командами кораблей, публикация инструкций и циркуляров по организации перевозки пассажиров на русских пароходах. Параллельно рассматривается печатная полемика В. Дедлова и А. Коптева, отражавшая дискуссию «сверху» о регламентации паломнических перевозок. Особое внимание уделено эволюции жанра паломнических записок. В рамках статьи впервые публикуются заметки «На пути в Святую землю» петербургского священника Иоанна Лабутина (1904) и «Путевые заметки» иеромонаха Почаевской Лавры Феофилакта (1914), которые демонстрируют сочетание паломнического нарратива с наблюдениями о повседневной жизни третьеклассных пассажиров и служат ярким свидетельством трансформации «голоса снизу» в русской паломнической литературе рубежа XIX–XX вв. В статье авторы приходят к выводу, что, хотя «голос» непривилегированных паломников чаще всего звучал опосредованно — через священнослужителей, именно они становились важным каналом артикуляции социальных запросов и фактором институционализации заботы о паломниках. При этом проблемы, связанные с условиями перевозки паломников на Святую землю пароходами РОПиТ, не только не были решены за более чем полвека деятельности общества, но и усугубились вследствие нарастающей к 1914 г. дифференциации между паломниками, привилегированными пассажирами и членами экипажа. Эти трудности формировали особый социальный опыт простых русских богомольцев.

Статья описывает палестинскую теологию освобождения («контекстуальную теологию»). Данное направление христианской мысли и практики зародилось в 1980-х гг. на палестинских территориях и получило теоретическое оформление в работах преп. Наима Атика и преп. Митри Рахеба после 1987 г. Палестинская «контекстуальная теология» является одним из ответвлений в теологии освобождения, появившейся в 1970-х гг. в Латинской Америки. Автор статьи рассматривает происхождение указанного социального и интеллектуального явления, описывает историографию вопроса, указывает отличия палестинской теологии от «материнской» латиноамериканской теологии освобождения. Особое внимание уделяется герменевтике теологии «палестинских контекстов», догматике и ее основным категориям, праксису, в особенности практике сопротивления, видению мира во Святой земле, как оно представляется в работах теоретиков палестинской теологии. Автор статьи подробно разбирает исторический нарратив теологии «палестинских контекстов». Автор приходит к выводу, что основу доктрины палестинской теологии освобождения составляет постколониальное толкование Священного Писания, а праксис базируется на деколониальной программе, направленной на активное изменение реальности. Рассмотренные категории, используемые палестинцами для теологических и теоретических построений, были заимствованы ими из арсенала сопротивления борцов с апартеидом в Южной Африке. Автор подчеркивает, что исторические воззрения палестинских теологов отрывочны и эпизодичны и не выходят за рамки «традиционной историографии» региона. Автор статьи также обращает внимание на то, что адепты палестинской теологии освобождения нечетко формулируют воззрения на мир между израильтянами и палестинцами. Последователи «контекстуальной теологии» в Палестине в настоящее время придерживаются в основном идеи «одно государство для двух народов», что на самом деле означает уничтожение Государства Израиль. Автор статьи делает вывод о том, что историографическая и политическая позиция адептов палестинской теологии освобождения совпадает с позицией всех палестинских фракций.

В статье дается обоснование политической теологии в качестве самостоятельной научной дисциплины. О связи религии с политикой сказано очень много с древних пор, однако отсутствует специальная дисциплина, основным предметом системного изучения которой являлось бы взаимодействие религиозного фактора с политическими отношениями и которая имела бы свою методологию исследования и терминологию. Политическая деятельность осуществляется людьми, имеющими собственную мотивацию. Она формируется на основе доминирующих в обществе ценностей, на которые влияют и религия, и законы восприятия, изучаемые индивидуальной и социальной психологией. Сегодня перед наукой стоит задача системного междисциплинарного раскрытия смысла понятия «политическая теология», т. е. исследования всего механизма воздействия религиозного фактора на мотивацию и на восприятие политического процесса субъектами этого процесса, поскольку такое исследование предполагает применение в сочетании методов философии религии, философии политики, политологии, теологии и психологии.

Политическая теология есть наука, предметом которой является изучение закономерностей взаимосвязи политического процесса с религиозным фактором с позиций телеологической эпистемологии.