Научный архив: статьи

В статье соотносятся содержащий ремарку с указанием на звук лопнувшей струны эпизод из второго действия комедии А. П. Чехова «Вишнёвый сад» и фрагмент из песни В. С. Высоцкого «Сказка о несчастных сказочных персонажах». Основанием для соотнесения становятся упоминания птиц: у Чехова это цапля и филин, у Высоцкого – выпь и тоже филин. В «Вишнёвом саде» персонажи в точно обозначенном в ремарке звуке лопнувшей струны услышали совершенно другие звуки, среди источников которых оказались упомянуты как раз цапля и филин. В песне Высоцкого звуки, издаваемые то ли выпью, то ли филином, оказались не то причиной того, что у Ивана-дурака на душе стало тоскливо, не то знаком этого состояния. Сходство двух эпизодов из двух произведений, таким образом, оказалось обусловлено не только указанием на одинаковые названия птиц (выпь — это разновидность цапли), но и сходство состояния персонажей в их реакции на эти звуки. В числе прочего рассматривается заглавный для песни Высоцкого мотив несчастья в проекции на упоминание несчастья Фирсом в эпизоде с лопнувшей струной у Чехова. В результате показывается, что соотнесение двух эпизодов способствовало смысловому взаимообогащению двух текстов: в пародийно-ироничной песне Высоцкого актуализировалось драматическое настроение, а в пьесе Чехова актуализировался комический план, загадочно заявленный жанровым подзаголовком

Многократно исследованный и описанный в научной литературе рассказ «Руся» получает разную интерпретацию содержания и вложенных в него смыслов, что обусловлено социальными запросами времени, факторами идеологического и биографического планов, различием аспектов собственно филологического анализа. Эти подходы позволяют рассматривать рассказ как феномен русской культуры. Обращение к анализу коммуникативного поведения героев рассказа нацелено на объективную интерпретацию характера героев, осмысление их отношений, авторский взгляд на рассказанную историю, а также скрытый в ней смысл. Коммуникативное поведение человека обусловлено существующими у народа традициями общения. Оно строится с учетом ситуации общения, возрастных особенностей коммуникантов, гендерной составляющей и т. д. В художественном произведении коммуникативное поведение описывается через слово либо оборот речи, сказанные героем или самим автором. При этом писатель в равной мере обращает внимание на невербальную составляющую общения (взгляды, интонацию, функциональную подвижность), на вербальную составляющую (лексико-фразеологическое наполнение формул речевого этикета, их грамматическое оформление, характер обращен ий), а также на феномен молчания. Именно поэтому в центре внимания оказались ситуации общения героев рассказа «Руся», дистанция их общения, формулы речевого этикета, используемые ими, тематическая группа глаголов говорения, характеризующая речь персонажей, а также номинативные цепочки, называющие героев произведения. Анализ перечисленных материалов позволил дать новую интерпретацию содержания рассказа, который оказался актуальным для современных реалий.

Статья посвящена осмыслению знакового произведения в поэтическом корпусе Б. Е. Лихтенфельда, во многом определяющего его эстетические принципы и поэтику. «Путешествие из Петербурга в Москву в изложении Бориса Лихтенфельда», рассматриваемое в своей юбилейной точке, предстает активно резонирующим с современностью и вместе с тем эпически ее предваряющим. Книга, имеющая синтетическую жанровую природу и сложно организованную структуру, представляется неким многоверсионным пространством для размышления. В попытке выработать подходы к анализу текста предлагается исходить из его ключевого концепта «лабиринт» и, соответственно, «лабиринтного высказывания», определяющегося акцентированием рефлексивности и процессуальности в противовес нарративности и финальности. Этот ракурс позволяет выявить и описать основные текстовые параметры: условное время-пространство, отказ от верификации реальности; амбивалентность лабиринта (тупиковость — ресурсность); тезаурус как основной принцип организации с его сосредоточением на процессуальной плотности и веществе текста-лабиринта; пульсирующая субъектность, ускользающая от идентификации. Вскрывается свойственная поэтике лабиринта потребность в ином типе языка, поиск которого в тексте сопровождается наблюдением за ослаблением референциальности прежнего. Одним из способов обретения нового языка является использование формы уже концептуализированного высказывания (радищевского «Путешествия») и расширение его возможностей через поливерсионность. Так «Путешествие» становится и жанровым определением, и больше — типом высказывания. Это позволяет, сохраняя форму и интригу лабиринта, максимально открыть текст, представив его полем для оформления/реализации читательской субъектности.

Цель статьи — выявить ключевые особенности хронотопа города в романах Э. Лимонова. В статье использованы следующие методы: сравнительно - исторический, типологический, метод целостного анализа художественного произведения. В результате установлено, во -первых, что ключевыми для романов прозаика эмигрантского периода становятся хронотопы малого и большого города. Во-вторых, в романе «Подросток Савенко…» топография города строится посредством создания особого топографического континуума и предельной детализированности топографических описаний. Хронотоп малого города строится по структуре хронотопа Дома и становится фоном для психологического и физического становления героя. В-третьих, в романе «Это я — Эдичка», в отличие от «Подростка Савенко…», представлен хронотоп большого города, который конструируется по модели город — мир. Город здесь репрезентован сквозь призму сознания писателя-эмигранта локализованным топосом, в котором показана жизнь русской эмиграции «третьей волны». Наконец, в обоих романах город как ключевая пространственная составляющая является не просто фоном развертывания многочисленных судьбоносных событий, но и смысловым центром, катализатором сюжетного развертывания

В статье впервые целостно и системно анализируется поэтический сборник В. Сосноры «Пьяный ангел». Аллюзии и реминисценции рассматриваются в контексте их роли в реализации художественной задачи, решаемой автором. Выявляются античные, библейские, литературные источники поэтических мотивов и образов, анализируются прямые отсылки к предшествующему культурному наследию. В качестве материала привлекаются архивные фрагменты неизданных дневников В. Сосноры. Делается вывод о том, что в сборнике «Пьяный ангел» центральными являются мотив разочарования в силе искусства и его значимости, связанный с сюжетом о снизошедшем ангеле с лирой, и мотив непонимания, с которым сталкивается любой настоящий творец. В рамках сборника указанные мотивы вступают в сложное взаимодействие, накладываясь один на другой. Проведенный анализ коррелирует с мнением о необходимости целостного исследования поэтического творчества В. Сосноры, при котором за художественную единицу принимается сборник, а отдельные стихотворения рассматриваются в качестве его составляющих. Данный подход соответствует мнению самого В. Сосноры, который высказывался за подобный подход к восприятию собственных поэтических текстов

Статья посвящена исследованию специфики эпитетации имен собственных в поэзии Марины Цветаевой. В работе устанавливается, что ориентированное на качественную характеристику имя собственное в результате эпитетации предстает как семиотический центр высказывания. Стратегии и направления эпитетации в поэтических текстах М. Цветаевой предстают в виде реализации модели постоянного обновления языка, поиска способов авторского объяснения семантики имени собственного. Обращается внимание на субъективную значимость для поэта имен собственных, что влияет как на их состав, так и на мотивацию ассоциирования признаков, связанных с ними. В статье представлен обзор основных направлений эпитетации имен собственных, а также их языковая репрезентация. Отмечается, что в поэтических текстах М. Цветаевой актуализация имени собственного посредством его особой эпитетации вербализуется как структурными способами (кольцевой эпитет, повтор эпитетов, построение цепочек определений, обращения и др.), так и семантическими (подбор эпитетов-паронимов, игра со смыслами имени собственного). Делается вывод о том, что эпитетация предстает одним из основных способов поиска и актуализации необходимого смысла в поэзии М. Цветаевой и принципом поэтического мышления поэта в целом

Статья посвящена исследованию крупной проблемы взаимоотношений «старого и нового», «традиции и новаторства», рассматриваемой на примере творчества З. Н. Гиппиус 1890-х гг. В центре внимания находится образ «нового человека», создаваемый Гиппиус в сборнике с провокативным названием «Новые люди» (1896), которое (в совокупности с посвящением), с одной стороны, демонстрирует авторскую претензию на новую антропологию и новую эстетику, с другой — помещает произведения сборника в контекст предыдущей литературной традиции. В статье приводится анализ критических отзывов современников писательницы (рецензии и статьи 1896 г. — начала 1910-х гг.), выстраивающих константную линию восприятия произведений сборника на основе сопоставления героев рассказов Гиппиус с главным героем романа Ф. М. Достоевского «Идиот» — князем Мышкиным. На материале исследовательских работ XX—XXI вв. рассматривается вопрос о влиянии на тексты Гиппиус ещё одной традиции классической русской литературы, воплощенной в романе Н. Г. Чернышевского «Что делать?». В заключительной части статьи дан аспектный анализ рассказа «Голубое небо», входящего в сборник «Новые люди». В тексте обнаруживается одновременное присутствие обеих вышеописанных традиций, каждая из которых оказывает непосредственное влияние на создаваемый образ «нового человека». Кроме того, отсутствует, казалось бы, закономерное и ожидаемое противоречие между этими традициями. Анализ образов главных героев рассказа позволяет сделать вывод о реализации в тексте принципа qui pro quo, характерного для поэтики произведений Достоевского и «унаследованного» З. Н. Гиппиус

В статье вводится представление о Л. В. Гарелиной как первой ивановской женщине-писательнице. Любовь Васильевна Гарелина (1821—1885) — наследница известной ярославской купеческой династии Соболевых, жена ивановского купца и промышленника, одного из первых глав города и инициаторов его образования, мецената, краеведа Я. П. Гарелина — вместе с тем выступает как автор поэтических сборников, драматических произведений, переводов и книг для детей, изданных в 1860— 1870 годы. Систематизируются известные на сегодняшний день факты ее биографии и творческой деятельности. Феномен Гарелиной рассматривается в контексте среднесословной (неаристократической) женской литературы, что позволяет определить уникальность ее творческой ситуации, а также в целом расширить представление об этом, весьма немногочисленном, пласте литературного процесса. Выдвигаются предположения о причинах непроявленности фигуры Гарелиной в социальной жизни села Иванова и города Иваново-Вознесенска, а также степени автобиографичности ее произведений. Резюмируются основные индивидуализирующие ее творчество параметры: литературный слух и чутье на новые явления и тенденции, только появляющиеся в литературном пространстве; интерес к эксперименту и разным типам высказывания, обусловливающий жанрово-родовое и стилистическое разнообразие; широкий диапазон диалога с «большой» литературой: от подражания и заимствования до предложения собственных версий и финалов; глубинное знание реалий и быта купеческой и промышленной среды, дающее возможность показать их жизнь практически изнутри и др. В заключении делается вывод о возможности пересмотра истории ивановской литературы этого периода, до сих пор представавшей по большей части бытописательской, сатирико-публицистической и ориентированной на социальную критику, тогда как литературные опыты Гарелиной обращают ее к другим сферам и вопросам, в том числе и собственно литературным

Статья посвящена мотиву русалки в творчестве А. С. Пушкина и его истокам в мировой литературе и культуре. Ближайшим источником для Пушкина послужила баллада В. А. Жуковского «Рыбак» (1818), переложение баллады Гёте “Der Fischer” (1778—1779). Пушкин создал целую галерею произведений на эту тему, начиная со стихотворения «Русалка» (1819), драматические сцены «Русалка» (1826— 1832), балладу «Яныш королевич» из цикла «Песни западных славян» (1833—1835). В стихотворении «Русалка» появляется образ монаха, с которым ранее в лицейской лирике отождествлял себя сам поэт, имея в виду свои увлечения, в том числе любовные. Образ русалки встречаем во вступлении к поэме «Руслан и Людмила» (1820) вместе с образом легендарного Лукоморья и древнего дуба (с острова Хортица в низовьях Днепра). Мотив водной девы и водной стихии вдохновлял Пушкина в период его ссылки в Причерноморье. Мотив русалки в мировой культуре восходит к глубочайшей древности (палеолит, минойская, греческая, римская культура) и далее проявляется в Средневековье. Особенно важна в этом плане богатая античная мифология, культура и литература, которую еще в лицее преподавал своему любимому ученику профессор Н. Ф. Кошанский. Прекрасно знаком был с античным наследием и Иоганн Вольфганг Гёте, начиная с раннего страсбургского периода и в течение всей своей жизни. Гёте вдохновлялся образом своей возлюбленной Фридерики Брион, называя ее Каменой, т. е. нимфой, водной девой. В 1820 году Пушкин пишет стихотворение «Нереида», следуя образам греко-римской мифологии. В 1826 году создает отрывок «Как счастлив я, когда могу покинуть…» — монолог героя, обращенный к русалке (наброски будущего текста драмы «Русалка»). Не только древняя античность, но и славянский фольклор подвиг Пушкина на создание баллады «Яныш королевич» из цикла «Песни западных славян» с образами русалки Елицы как водяной царицы и ее дочери Водяницы, с которыми встречается и разговаривает герой баллады.

Статья посвящена ранней литературной публицистике Андрея Платонова и «манифесту» Валентина Распутина, в которых представлены установочный и завершающий этапы эволюции советской литературы. Актуальность темы обусловлена возобновлением исследовательского интереса к советской эпохе, необходимостью преодоления оценочных стереотипов. Новизна определяется постановкой проблемы и исследовательским подходом. Показано, что смысл и логика неформализованного писательского диалога выводят на проблему специфики национального литературного процесса, циклическая эволюция которого предопределена поиском ответов на вечные для русской литературы вопросы: кто я? к кому обращаюсь? ради чего? Как показывают публикации Платонова, советская литература начиналась с явного доминирования идеи создания «пролетарской» литературы. Аксиологические основания новой литературы изначально были представлены в смысловой структуре лексико-семантического поля «Труд», презентуемого романтико-патетически. Распутин свидетельствует, что в литературном дискурсе конца советской эпохи начинают доминировать массовые и постмодерные творческие установки. Надежду на сохранение преемственности и очередное обновление литературного пространства он связывает с будущим, в котором ключевым словом литературного дискурса станет существительное «народ» с его трактовкой в контексте национальной культурной традиции и истории.

Статья посвящена принципам конструирования маргинального нарратива в переводном древнерусском памятнике редакции XV века «Стефанит и Ихнилат». Новизна исследования базируется на впервые поставленном вопросе о возможности выявления маргинальных практик повествования в древнерусских текстах указанного периода. Выявлено, что маргинальность нарратива в восприятии древнерусского читателя обеспечивается особенностями повествовательной структуры памятника. Сообщается, что использование авторами славянской версии оригинальной формы произведения приводит к конструированию сюжетной занимательности как череды опоясывающих сюжетов. Показано, что в древнерусском произведении на восточную тематику использование диалогов в качестве основного сюжетного приема начинает функционировать как необходимый базис для создания отдельного нарративного пласта. Подчеркивается, что подобный эффект в памятнике достигается формой рассказа в рассказе от лица неантропоморфных повествователей, одновременно персонажей и сказителей. Доказано, что «неестественность» повествования вскрывается за счет дополнительного подтекста произведения. Автор приходит к выводу о том, что подчеркнутое равноправие героев-зверей и автора, двоякость образов, эффект двоемирия, изобретательная работа переписчика с текстом дают возможность рассматривать памятник в контексте поэтики литературы рефлективного традиционализма.

Актуальность исследования обусловлена научной значимостью проблемы русскоскандинавских взаимосвязей, особенно на рубеже XIX—XX веков. В статье в контексте заявленной проблематики — культурного диалога России и Скандинавии — анализируются ранние произведения одного из ярчайших представителей русского символизма, Андрея Белого. В исследовании использован недавно введенный в научный оборот автобиографический материал, без которого невозможен полноценный анализ написанного Андреем Белым. Выполнен краткий обзор подходов к симфониям (главным образом, к «Северной симфонии (1-й героической)»). На основе автобиографического и эпистолярного наследия выявлены вопросы рецепции Андреем Белым музыки Э. Грига и драм Г. Ибсена, проанализированы образы, навеянные тематикой Севера, скандинавским фольклором и мифологией. Обозначены мотивы «Северной симфонии (1-й героической)» (Вечности, Зари, безвременья и др.). Сделаны выводы о том, что художественное пространство «Северной симфонии» представлено как «пространство сознания» повествователя. В ходе проведенного исследования выявлены такие черты, как ориентация симфонии Андрея Белого на структуру музыкального произведения, приемы выразительности, а также введение в прозу ритма. Утверждается, что затем они находят свое воплощение в последующих произведениях писателя («Петербург», 1913, «Москва», 1924—1932).