Научный архив: статьи

Основной целью статьи является ответ на вопрос, как можно подходить к определению действующего лица в современных реалиях, интерпретируемых как цифровая эпоха. Дается краткая характеристика цифрового, новейших цифровых технологий, характеризующихся использованием нейросетевых подходов в своем основании. Приводится критический обзор существующих подходов к определению статуса действующего лица в контексте социальных исследований техники. В ходе обзора показано, что основные существующие подходы главным образом сохраняют черты антропоцентрических и инструментальных принципов рассмотрения технологий. Однако такие подходы приводят к дихотомии человека и техники, что не вполне отвечает вызовам актуальных социальных и технических реалий, характеризующихся плотной встраиваемостью технологий в сферу человеческого бытия. Все это приводит к трудностям различения человеческого и технического вклада относительно конкретного результата. В свете данного тезиса предложена критика таких понятий, как актор, агент и субъект. В результате, с точки зрения практической деятельности и фундирующих ее современных реалий целесообразнее рассматривать человека и технологию как единое действующее лицо. В данной перспективе прочерчена связь с событийной онтологией, поскольку феноменально наблюдаемый результат деятельности может быть интерпретирован как событие, в котором квазисубъект конституируется в первую очередь положением наличного сущего, и границы действующего лица оказываются размыты. В статье предложена критика различных подходов к определению агентности и субъектности именно с позиций указанных оснований и намечены векторы развития темы.

Целью данной работы является артикуляция структурных связей между расщепленным субъектом в рамках фрейдовского и лакановского психоанализа и децентрированным дискурсом в рамках (пост)структуралистского философствования на материале работ Деррида. Как психоанализ, так и проект Деррида оказываются особого рода не-регионалистскими (в смысле региональных онтологий) проектами, пытающимися артикулировать и продемонстрировать то, что упускается в классической метафизике присутствия. Как психоанализ, так и деконструкция направлены на то, чтобы вырвать у присутствия примат его трансцендентности, показать, что «центральный» элемент письма является эффектом самого этого письма, но не точкой референции, к которой это письмо якобы отсылает. Субъективность также оказывается не точкой самоналичия и самотождественности, а эффектом структуры. Субъективность обнаруживает себя в пространстве письма, а само письмо оказывается топосом субъективности. Обнаружить следы психоанализа в работах Деррида можно посредством сопоставления концепта différance Деррида и понятия последействия Фрейда: именно через особую трактовку темпоральности как прошлого, которое никогда не было настоящим, можно осуществить акт деконструкции как акт разрушения всякого акта (поскольку акт оказывается отнесенным к субъекту). Результатом работы является определенная рационализация différance, которое оказывается «сердцем» деконструкции у раннего Деррида, и такая рационализация осуществляется через сопоставление с функционированием последействия в структуре травмы. Субъект тем самым оказывается принципиально разорванным, и этот разрыв является конститутивным для субъективности как таковой, субъект обнаруживает в письме след себя самого, но никогда не может обрести полного, чистого самоналичия. Новизна данной работы заключается в том, что проработке этой структурной взаимосвязи на уровне понятий, как правило, не уделяют должного внимания; в данной работе предлагается такая интерпретация, которая прослеживает взаимосвязь между деконструкцией и психоанализом не в общем, а на уровне связи концептов différance и последействия (а также бессознательного вообще), что позволяет прояснить употребление этих понятий во взаимосвязи, а также проливает свет на смежные понятия субъекта и письма.

В статье на эмпирическом уровне предпринята попытка соотнести между собой феномены субъектности и саморегуляции. Как показывают теоретические и эмпирические исследования, данные феномены тесно связаны. Однако нет однозначного понимания их соотношения: является ли саморегуляция частью субъектности, представляет ли самостоятельный феномен или имеет место пересечение систем? При этом субъектность видится нам как более фундаментальное явление, поэтому субъектность не рассматривалась как часть саморегуляции. В эмпирическом исследовании строились и тестировались несколько альтернативных моделей: 1) модель, предполагающая, что субъектность и саморегуляция представляют единый феномен (однофакторная); 2) модель, предполагающая, что саморегуляция является компонентом субъектности; 3) модель, предполагающая, что субъектность и саморегуляция - два независимых феномена; 4) модель, предполагающая взаимосвязь субъектности и саморегуляции; 5) модель, предполагающая пересечение систем, при котором субъектность использует отдельные свойства саморегуляции, а саморегуляция использует отдельные свойства субъектности, при этом оба феномена понимаются как самостоятельные. Приоритет отдавался последней модели. Проверка согласованности моделей эмпирическим данным осуществлялась на выборке 184 чел. в возрасте от 15 до 53 лет (M = 20.49, SD = 7.34), из них 104 женщин и 80 мужчин. Преимущественно это были студенты вузов и ссузов. Использовались методики «Уровень развития субъектности личности» (УРСЛ) М. А. Щукиной и опросник В. И. Моросановой «Стиль саморегуляции поведения - ССПМ 2020». Основным статистическим методом было моделирование структурными уравнениями. Наиболее согласованной с данными оказалась модель пересекающихся систем.

Введение. Актуальность исследования феномена философского персонализма связана с тем, что персонализм – многозначное философское понятие, применяемое в разных контекстах. Он может обозначать как характерную черту мировоззрения (так, например, весьма часто приходится слышать, что для христианского мировоззрения характерен персонализм), так и учение отдельной философской школы (например, французского или русского персонализма). Наконец, персонализм может употребляться в качестве термина, характеризующего учение того или иного мыслителя о личности. Само применение данной категории в отечественной и западной философских традициях имеет определённую разницу. Чтобы понять суть данных разделений и вынести некое мнение по поводу истинности дефиниций, необходимо обратиться к истории вопроса.

Материалы и методы. В качестве методологического базиса использован герменевтический (авторский перевод и интерпретация иноязычных текстов); общенаучные методы: аналитический, синтеза, обобщения; частнонаучные методы: реконструкции философских воззрений западных философов конца XVII – начала XIX веков в сочетании с сравнительно-историческим методом.

Результаты исследования. В исследовании предлагается анализ перехода от субстанциональной модели личности к экзистенциальной. Учение об автономном субъекте имеет своим истоком философию Декарта и получает развитие в новоевропейской философии, находя полноту выражения в трансцендентальной антропологии Канта. Персонализм формируется как своего рода теологическая реакция на рационализм и материалистические тенденции, характерные для данной линии развития философии. Так в опровержение монизма Спинозы возникает плюралистическая монадология Лейбница, являющаяся основой метафизического персонализма. Подобным же образом, в результате споров вокруг пантеизма Спинозы и рациональной религиозности Канта формируется теистический персонализм И. Гамана и Ф. Якоби, ставший основой традиции, приведшей к экзистенциальному персонализму.

Обсуждение и заключения. В результате исследования можно сделать ряд выводов. Так, можно говорить о субстанциональном персонализме христианской традиции, с его учением о человеческой ипостаси, обладающей индивидуальными телом и душой; о метафизическом персонализме, имеющем своей основой монадологию Лейбница, и об экзистенциальном персонализме, формирующемся в противостоянии с субъективизмом и рационализмом Канта в религиозно-философской мысли И. Гамана и Ф. Якоби.

Введение. Исследуются особенности психики студентов, выступающие значимыми характеристиками при достижении успешности обучения в вузе. В качестве данных характеристик изучены особенности контроля поведения, состоящего из трех уровней: когнитивного, волевого и эмоционального. Для определения роли контроля поведения в успешности обучения в вузе студенты, представленные в выборке, были классифицированы по трем уровням успешности, после чего было проведено сравнение показателей контроля их поведения.

Материалы и методы. Выборка: 256 студентов из трех высших учебных заведений, обучающихся на различных направлениях и различных курсах. Возраст от 17 до 23 лет, 189 девушек и 67 юношей. Сбор данных: метод тестирования и метод экспертных оценок. Методики: «Морфологический тест жизненных ценностей» В. Ф. Сопова, Л. В. Карпушиной, Тест-опросник удовлетворенности учебной деятельностью Л. В. Мищенко, Опросник для изучения потребности в разнообразных видах учебной работы О. В. Осиповой, «Стиль саморегуляции поведения – ССП-98» В. И. Моросановой, «Шкала контроля за действием» Ю. Куля, «Способы совладающего поведения» Р. Лазаруса в адаптации Т. Л. Крюковой и Е. В. Куфтяк. Обработка данных: для классификации респондентов по уровню успешности обучения в вузе применялся иерархический кластерный анализ. Сравнение показателей контроля поведения проводилось с помощью критериев H-Краскала-Уоллеса и U-Манна-Уитни.

Результаты исследования. В результате классификации было выделено три группы студентов, соответствующих низкому, среднему и высокому уровням успешности обучения в вузе. У студентов разных уровней успешности найдены значимые различия (p < 0,05) на всех уровнях контроля поведения. Попарное сравнение студентов трех уровней успешности выявило неоднозначную картину в показателях контроля поведения.

Обсуждение и заключения. Можно заключить, что контроль поведения является значимой характеристикой успешности обучения в вузе. Успешные студенты демонстрируют характерные особенности контроля поведения, что позволяет им выступать субъектами учебно-профессиональной деятельности.

В статье рассматривается феномен «Музыкальная экзистенция», репрезентированный в художественных текстах Энтони Бёрджесса, анализируются особенности вербализации музыки как агенса и пациенса. Работа выполнена с использованием таких методов исследования, как метод контекстуального анализа, метод семантико-когнитивного моделирования, классификационный метод, количественный метод. Выборка контекстов производилась по признаку наличия в них лексемы «music». Установлено, что одной из ключевых составляющих вербальной репрезентации феномена «Музыкальная экзистенция» в художественных текстах Э. Бёрджесса является изучение лексемы «music» через призму субъектно-объектных отношений. Выявлено, что преобладают объектные значения фокусной лексемы: музыка рассматривается как объект в 62 % случаев, тогда как субъект - в 38 %. В исследуемом материале выделяется разнообразие объектных значений лексемы «music»: музыка как объект творческой деятельности (29 %), объект действия (20 %), объект каузирующего состояния (15 %), объект речемыслительной деятельности (12 %), объект восприятия (10 %), объект владения (6 %), объект - орудие действия (4 %) и объект-комитатив (4 %). Музыка как объект включает в себя следующие аспекты: 1) психофизические; 2) эмоционально-психологические; 3) гедонистические; 4) морально-этические; 5) интеллектуальные; 6) суггестивные. Выделены следующие субъектные значения лексемы «music» в произведениях Э. Бёрджесса: музыка как субъект действия, агенс (50 %), субъект - носитель признака (25 %), субъект - каузатор действия (9 %), субъект - соучастник действия (8 %), субъект экзистенциальный (6 %) и субъект речемыслительной деятельности (2 %). Основными вербально-когнитивными индикаторами музыки - субъектной сущности являются следующие характеристики: 1) эмоционально-психологические; 2) психофизические; 3) сенсуалистические; 4) гедонистические; 5) физиологические; 6) физические. Таким образом, музыка, выступая как ведущая (субъект) и ведомая (объект) сущность, соотносится с ключевыми аспектами человеческой жизни, такими как «чувство», «здоровье», «ощущение», «эмоция», «социум», «мораль/этика», «интеллект», «психика» и др. Доминантные элементы лексемы «music» в контексте феномена «Музыкальная экзистенция» в большей степени раскрывают индивидуально-маркированные признаки музыки, характерные для художественных произведений Э. Бёрджесса.

Предметом исследования являются отношение к значимой жизненной ситуации, субъектность и объектность личности, риск развития постравматического стрессового расстройства (ПТСР) и качество сна у представителей гг. Мариуполь и Санкт-Петербург. Объектом исследования - студенты Мариупольского государственного университета им А. И. Куинджи и Герценовского университета. Цель исследования заключалась в установлении возможных взаимосвязей между субъектным отношением к жизнедеятельности и способностью преодоления последствий психологической травматизации (“выхода из зоны риска ПТСР”), а также качеством жизни, выражающемся в качестве сна и сновидений. Также исследование было направлено на прояснение возможных различий по вышеуказанным и иным критериям между представителями г. Санкт-Петербурга и г. Мариуполь и на открытие перспективы дальнейших исследований в соответствующей области. В рамках исследования применялись такие методы как анкетирование, тестирование, анализ источников, математический анализ, интерпретация полученных данных. Научная новизна исследования заключается, во-первых, в прояснении взаимосвязей между риском развития ПТСР, качеством жизни (в сфере качества сна и сновидений) и уровнем субъектности личности (включая такие ее характеристики, как активность и локус контроля). Дополнительные факторы новизны привнесены в исследование сравнительным анализом результатов, полученных на выборках испытуемых из Мариуполя и Санкт-Петербурга. Выводы исследования подтверждают сформулированные его авторами гипотезы о существовании взаимосвязи между риском развития ПСТР и способностью человека к проявлению себя как субъекта собственной жизнедеятельности, а также между субъектностью и качеством жизни, общей интегрированности личности (маркером каковой является способность использовать сновидения в качестве “копинг-стратегии”). В частности, авторы делают следующий вывод: высокий риск ПТСР значимо взаимосвязан с отвержением значимой ситуации, отказом от интернального локуса контроля, и, наоборот, с принятием экстернального локуса контроля, кошмарами, бессонницей, чувством потери личностного контроля над ситуацией при засыпании и нарушением общего качества сна (соответствующие взаимосвязи варьируют от слабых до умеренно сильных). Дальнейшие исследования в данной сфере представляются исключительно перспективными.

Во введении обосновываются актуальность изучения, важность концептуализации и операционализации социальнопсихологического феномена конструктивности поведения в конфликтных ситуациях. Предпринятый теоретический анализ осуществляется в три основных этапа, первый из которых посвящен определению сущностного содержания и функциональной структуры конструктивного поведения в ситуации межличностного конфликта. Концептуализируемый феномен понимается как функциональная система сознательной, творческой активности субъекта, общая целевая и смысловая направленности которой связаны с поиском и генерированием способов и средств построения и реализации интегрированной и упорядоченной в единое целое программы согласованных с партнером исполнительских взаимодействий для удовлетворения своих и его значимых интересов в условиях возникших противоречий в общем, совместно разделяемом, социально-психологическом пространстве. Второй этап теоретического осмысления связан с рассмотрением таких основных свойств конструктивного поведения в ситуации межличностного конфликта, как субъектность, проактивность, целестремительность, креативность, экосензитивность, синтонность, конкордантность, интегративность, созидательность, надситуативная сверхсубъектная внеоппозиционность. Третий этап научного анализа посвящен сопоставлению конструктивного поведенияс другими формами реагирования в ситуации межличностного конфликта, в ходе которого выявлены значимые индикаторы изучаемого феномена, представляющие основу для последующей операционализации и разработки соответствующих психодиагностических инструментов.

В заключении подводятся итоги предпринятого научного анализа и формулируется завершающее определение конструктивного поведения в ситуации межличностного конфликта.

Историзм рассматривается как принцип изучения исторического развития с точки зрения проблемы метода исторического познания. Изучение понятия истории должно предполагать, прежде всего, размышление над природой исторического события, проявляющего многообразное соотношение случайности и необходимости, что определяет сущность исторической реальности. Преимущественным правом в таком рассмотрении понятия истории имеет трансцендентальный историзм, представленный в трудах Августина, Декарта, Канта, Гуссерля и Хайдеггера, в котором историческое принадлежит самому субъекту и его активной преобразующей деятельности, а исторический процесс обусловлен трансцендентально-мотивированным установлением, в силу этого непосредственно связан с творческим самораскрытием и преображением личности.

Рассматривается проблема разработки понятия Dasein в раннем творчестве М. Хайдеггера и ее концептуального становления в контексте проблемы субъекта. Для того чтобы проследить эволюцию этой категории в работах М. Хайдеггера, автор пытается установить хронологические рамки «раннего Хайдеггера», анализирует проблему, поднятую в споре Томы-Фехера, и отслеживает влияние идей Аристотеля и Д. Скота. В работе используется исторический и сравнительный анализ, а также критический и концептуальный методы, направленные на фиксацию изменений в понимании категории Dasein немецким философом в контексте его отхода с позиций феноменологии. К основным выводам данного исследования можно отнести: 1) создание категории Dasein было нацелено на преодоление проблем картезианского и гуссерлевского представления о трансцендентальном субъекте; 2) Dasein-анализ позволил диффференцировать способы бытия человека (через экзистенциалы) и усложнить структуру бытия, чтобы придать историчности онтологический статус; 3) внедрение этой категории позволило М. Хайдеггеру погрузить в феноменологическую логику проблемы экзистенциальной философии, введя различение подлинного и неподлинного модуса существования.

Рассматривается проблема разработки понятия Dasein в раннем творчестве М. Хайдеггера и ее концептуального становления в контексте проблемы субъекта. Для того чтобы проследить эволюцию этой категории в работах М. Хайдеггера, автор пытается установить хронологические рамки «раннего Хайдеггера», анализирует проблему, поднятую в споре Томы-Фехера, и отслеживает влияние идей Аристотеля и Д. Скота. В работе используется исторический и сравнительный анализ, а также критический и концептуальный методы, направленные на фиксацию изменений в понимании категории Dasein немецким философом в контексте его отхода с позиций феноменологии. К основным выводам данного исследования можно отнести: 1) создание категории Dasein было нацелено на преодоление проблем картезианского и гуссерлевского представления о трансцендентальном субъекте; 2) Dasein-анализ позволил диффференцировать способы бытия человека (через экзистенциалы) и усложнить структуру бытия, чтобы придать историчности онтологический статус; 3) внедрение этой категории позволило М. Хайдеггеру погрузить в феноменологическую логику проблемы экзистенциальной философии, введя различение подлинного и неподлинного модуса существования.

Осуществляется реконструкция концепции субъекта, обоснованной в трудах Г. В. Ф. Гегеля, с целью установить ее значение для изменения интерпретации данной проблемы в западноевропейской философской традиции. Используются исторический и сравнительный анализы, а также критический и концептуальный методы, направленные на выявление основных концептов Г. В. Ф. Гегеля, касающихся проблемы субъективного духа. К таким концептам относятся «тождество», «два я» (нем. Zweie), «господин и раб», «агрегат» (нем. Sammlung) и др. К основным выводам можно отнести: 1) гегелевский супер- или сверхсубъект не поглощает мир как таковой, а является обязательным сопровождающим элементом его развития; 2) выделенный Гегелем концепт человека как подсубъекта продолжил идею трансцендентальности субъекта И. Канта, позволил связать процедуры самопознания с различными уровнями становления Духа; 3) концепция тождества поставила точку в вопросе сосуществования объекта и субъекта в одной сущности.