Статьи

Интерактивная терапия (стимуляция) мозга (ИСМ) — это развитие технологии нейробиоуправления (НБУ), предполагающее организацию обратной связи по сигналам функциональной магнитно-резонансной томографии (фМРТ) и электроэнцефалографии. НБУ позволяет испытуемым произвольно регулировать текущую мозговую активность и потому может быть полезным лечебным инструментом при заболеваниях с изменёнными паттернами активации и функциональных связностей (ФС).

Цель исследования — оценить влияние ИСМ на динамику ФС моторной сети и клинико-сетевые корреляции у больных с постинсультным парезом руки.

Материалы и методы. Больные с инсультом давностью до 2 мес рандомизированы в основную (n = 7) и контрольную (n = 7) группы. Все проходили курс физической реабилитации в течение 3 нед; основная группа в курсе ИСМ обучалась воображать движение паретичной руки так, чтобы добиться усиления сигнала фМРТ первичной моторной коры (М1) и дополнительной моторной области (SMA) на стороне поражения с одновременной десинхронизацией μ- и β-2 ритмов электроэнцефалограммы в центральных отведениях. Клинические и МРТ-исследования проводили до и сразу после лечения. Матрицы ФС строили в программе «CONN» по данным фМРТ покоя.

Результаты. К концу курса ФС М1–М1 в контрольной группе стала слабее, в основной — не изменилась. Сила её прямо коррелировала с динамометрией (ρ = 0,69; p < 0,01), результатом тестов «Box-n-Blocks» (ρ = 0,72; p < 0,01) и Фугл-Мейера для руки (ρ = 0,87; p < 0,005). Связность ипсилатеральной SMA c противоположным мозжечком ослабла (в основной группе — p < 0,05); сила её обратно коррелировала с результатом тестов «Box-n-Blocks» и Фугл-Мейера для руки (для обоих ρ = –0,44; p < 0,05).

Заключение. Волевое управление активностью М1 и SMA поражённого полушария в курсе ИСМ после инсульта меняет архитектуру всей моторной сети, влияя на клинически значимые ФС. Рассматривается возможный механизм действия технологии и перспектива освоения её в лечебных программах.

Работа посвящена исследованию явления духовной культуры Новейшего времени - креационизму. Авторы проводят анализ причин возникновения креационистских учений, а также разрабатывают классификацию форм креационизма. В таковом качестве выделяются и анализируются: библейский креационизм, научный креационизм, теологический эволюционизм, телеологический креационизм, альтеризм, миссионерский креационизм. Библейский креационизм - дословное понимание текстов Библии, относящихся к творению Земли и человека. Научный креационизм - попытка отдельных ученых совместить научные знания с религиозными верованиями. Здесь собираются научные свидетельства в пользу библейского повествования, и, одновременно, рациональные аргументы против научной теории эволюции. Напротив, теологический эволюционизм, особенно в форме конкордизма, пытается примирить научный и религиозный взгляд на эволюцию. Достигается это за счет интерпретации Библейских символов через современные научные понятия, либо созданием новой псевдорелигии (например, тейярдизм). Телеологический креационизм, в современной форме теории разумного замысла (Intelligent Design), популярной в западном протестантизме, привлекая данные естественных наук, подвергает критике основания теории биологической эволюции, демонстрируя таким образом разрыв естественной причинности, с тем чтобы обосновать сверхъестественную целесообразность Вселенной. Альтеризм утверждает, что сама природа мира до первородного греха была иной, поэтому нынешнее познание природы и не может соответствовать изначальному замыслу Бога, отраженному в Библии. Впервые выделенный и исследованный в данной работе миссионерский креационизм стремится интерпретировать Библию с точки зрения понятий и концепций современной науки с целью приблизить человека с уже сформированной научной картиной мира к вере. Показано, что большая часть из приведенных форм проявляет псевдонаучную или псевдорелигиозную сущность. Авторы делают предположение об истоках возникновения креационистских учений, коренящихся в привнесении элементов неоплатонистической философии в христианское учение. Кажущееся же противоречие науки и религии в постижении эволюции природы находит свое объяснение через раскрытие претензии креационизма на понимание мира как «вещи в себе».

В исследовании рассматриваются особенности мира махаяны китайского буддизма в системе миров махаянского буддизма. Дается определение понятия «миры махаянского буддизма» как дивергентных конструктов, сформированные в ареалах распространения буддизма, а также мира буддизма китайской махаяны. Показаны специфические особенности буддизма махаяны Китае, оформленные в результате его ассимиляции на традиционной религиозной и социокультурной почве. Указаны факторы, препятствовавшие вхождению буддизма в цивилизационное пространство Китая и обусловившее его становление в там в течение нескольких веков. Раскрыта роль текстов праджняпарамиты, «Лотосовой сутры», «Нирвана сутры» и «Аватамсака сутры» в формировании школ китайского буддизма. Особо подчеркивается роль «Махапаринирвана-сутры» в формировании в Китае идеи мгновенного пути спасения. Показана значимость идеи мгновенного пути спасения для формирования собственно китайских школ. Дается анализ формирования философско-сотериологического направления в Китае, которое пошло по иному руслу, чем в Индии, где развитие идей мадхьямаки привело к акцентированию на эпистемологических аспектах учения о пустоте, в то время как в Китае было заострено внимание на её онтологических аспектах. Обозначена значимость проблемы истинно сущего как одной из главных проблем философских изысканий школ китайского буддизма тяньтай, чань, хуаянь, а также идеи мгновенного достижения состояния Будды, ставшая главным сотериологическим ориентиром этих школ. Указано, что в Тибете развитие философско-сотериологических направлений получило развитие в русле индийского буддизма. Рассмотрены причины выбора тибетцами сотериологического пути постепенного движения к нирване, обусловившего развитие буддизма в их стране. Раскрыта роль Атиши в выборе постепенного пути к нирване. Показано различие миров буддизма махаяны, сформировавшихся в Китае и Тибете.

В исследовании рассматриваются структурные особенности знаменитого буддийского трактата VIII в. «Таттва-санграха» Шантаракшиты из перспективы «назначения» текста ( прайоджана ), раскрываемого в комментарии «Панджика» Камалашилы. Любой текст, помимо своей референтной (репрезентативной) функции - передачи адресату некоего содержания, или же экспрессивной, отражающей отношение автора к сообщаемому, осуществляет еще и свою третью - апеллятивную функцию, побуждающую реципиента сообщения к действию. Именно последняя, которую также можно было бы назвать праксиологической, чрезвычайно важна для индийской культуры текста. Эта функция имеет первостепенное значение в случае индийских религиозно-философских сочинений, основная цель которых - убедить и трансформировать сознание адресата текста. Наряду с линейными моделями передачи сообщения санскритские тексты при этом могут демонстрировать также нелинейные семантические структуры, передающие основное послание текста опосредованно. Именно так, согласно комментарию «Панджика» ученика Шантаракшиты Камалашилы, следует воспринимать основное послание «Таттва-санграхи». Он предлагает рассматривать «Таттва-санграху» не как тематически разнородное доксографическое сочинение, но как композиционно стройный текст, который самой своей структурой представляет развернутое изложение важнейшего буддийского принципа - зависимого происхождения ( пратитьясамутпада ). Темы, обсуждаемые в главах «Таттвасаграхи», действительно, напрямую соотносятся с характеристиками пратитьясамутпады , данными ей в «Шалистамба-сутре»» - раннем махаянском тексте, трактующим этот универсальный закон бытия. Камалашила предлагает рассматривать «Таттва-санграху» как единое высказывание - махавакья с единым целью-смыслом ( абхидхея ), которым и является постижение пратитьясамутпады . В этом понимании трактат функционирует как праксиологический инструмент для «инсталляции» в сознание адресата текста знания об «истинных принципах» ( таттвах ) пратитьясамутпады . Такая трактовка основного послания текста также ставит вопрос и о корректной передаче названия трактата на другие языки, поскольку «Таттва- санграха» понимается Камалашилой именно как «собрание/комплекс принципов ( таттв )», специфицирующих пратитьясамутпаду (pratītyasamutpāda-viśeṣaṇāni tattvāni).

В статье рассматривается проблема унификации юридической терминологии в актах управления, принимаемых в условиях экстраординарных ситуаций. Автор подчеркивает важность гибкости и эффективности управления, четкой и однозначной терминологии в правовых актах. Неопределенность и двусмысленность терминов и категорий могут привести к нарушению основополагающих принципов права и коррупции. Унификация юридической терминологии рассматривается как способ повышения формальной определенности права и доступности правовых текстов.

Отношения в государственно-правовой жизни, направленные на минимизацию ее конфликтности и расширение сферы сотрудничества. Цель работы заключается в исследовании важнейших аспектов государственно-правовой жизни, выявлении путей ее оптимизации. Основное внимание сконцентрировано на таком аспекте, как минимизация конфликтности общественных отношений и расширение пространства сотрудничества с помощью правотворческой политики. Сформулированы выводы о том, что: а) посредством правотворческой политики ее субъекты призваны выявлять, отображать в законе согласованные интересы и через государственные институты обеспечивать условия для их удовлетворения; б) успешное решение проблемы согласования интересов выступает своеобразным превентивно-защитным механизмом против применения в законодательной деятельности технологий, направленных на умаление интересов (прав) граждан.

Актуальность темы обусловлена дискуссионностью проблемы объекта правоотношения, которая изучалась в середине ХХ в. советскими правоведами. Целью данной работы является раскрытие различных взглядов на эту проблему, а задачей - показать многогранность и неопределенность понятия «объект правоотношения». В трудах юристов под объектом правоотношения понимаются материальные и нематериальные блага, субъективное право и поведение, направленное на достижение определенного результата. Автор приходит к выводу о том, что до настоящего времени единое мнение по данной проблеме не сложилось и характеристика общего объекта правоотношения с помощью разнородных по своему содержанию категорий не является идеальным решением данной юридической проблемы. Одно из решений этой проблемы связано с новым взглядом на структуру правоотношения.

В статье рассматривается уголовное законодательство стран-участниц ЕАЭС в части определения понятия преступления. Уголовно-правовая категория «преступление» является центральной категорией для абсолютного большинства юрисдикций. Однако наблюдается изменение подхода к категоризации в Республике Казахстан: появление новой «надкатегории» по отношению к преступлению - «уголовное правонарушение». В статье используются аксиологический и логический методы, что позволяет значительно расширить предмет исследования. Однако в силу специфики исследования в качестве основного используется сравнительный метод. Проводится анализ понятия и признаков преступления, содержащихся в уголовном законодательстве стран-участниц ЕАЭС, которые имеют практически идентичное содержание. Отдельно обсуждаются понятия преступления и уголовного проступка в уголовном законодательстве Республики Казахстан, а также способы и проблемы их разграничения. Автор приходит к выводу о том, что введение в УК РК уголовного проступка и образование в связи с этим надкатегории «уголовное правонарушение» вызывает проблемы, связанные с разграничением преступлений, уголовных проступков и административных правонарушений, а также с подменой понятий «преступление» и «уголовное правонарушение».

Исследование правовых средств коллизионного регулирования, содержащихся в трудовых кодексах государствах Евразийского экономического союза свидетельствует об их явной недостаточности и незавершенности процессов принятия коллизионных норм трудового права, предназначенных для регулирования трудовых отношений, осложненных иностранным элементом. Содержащиеся в трудовых кодексах государств Евразийского экономического союза односторонние коллизионные нормативные предписания не позволяют разрешить проблемы, связанные с регулированием трудовых отношений, осложненных иностранным элементом. Подобная ситуация представляется не совсем оправданной и свидетельствует об упрощенном взгляде на трудовые отношения с иностранным элементом, попрежнему считающем возможным распространение принципов и норм, регулирующих гражданские правоотношения, на сферу трудового права. Учитывая схожесть систем осуществления норм международного частного права на основе гражданских кодексов в государствах Евразийского экономического союза, делается вывод о целесообразности принятия отдельных специальных глав в трудовых кодексах названных государств, предусматривающих коллизионное регулирование трудовых отношений с иностранным участием.

Статья является продолжением исследования эволюции социальной мысли С. Л. Франка, результаты которого начали публиковаться в предыдущем номере. В данной статье рассматривается концепция социальной философии С.Л. Франка, изложенная в его труде «Духовные основы общества». Главные идеи его концепции сопоставляются со взглядами Г. Зиммеля, Э. Гуссерля, М. Шелера. Автор приходит к выводу, что в основе социально-философской доктрины Франка лежит идея «богоподобного» («теоморфного») человека, постепенно преодолевающего в обществе и истории свою эмпирическую, естественно-животную природу и обретающего самого себя как личность в стремлении к Богу - высшей основе мироздания. Общественное и духовное бытие сливаются у Франка в онтологическое единство, которое фундировано в бытии человека - в истории его общества как «феноменологии духа» и «драматической судьбе Бога в сердце человека», а также в его «живом знании» о себе как «медиуме», «проводнике» высших начал и ценностей. Концепция социальной философии Франка сложилась, по мнению автора, под влиянием «философско-социологических» установок Г. Зиммеля, трансцендентальной феноменологии Э. Гуссерля, а его философская антропология во многом близка ранним религиозно-философским идеям М. Шелера.

В статье на базе социологической литературы исследуется феномен компетентности работников в современных условиях. В первой части статьи мы попытались сформулировать социологическую концепцию неопределенности и проследить ее эволюцию в зависимости от стадий общественного развития. Неопределенность постиндустриального времени трактуется как комплексность процессов и явлений, предполагающих большую автономию жизни, чувствительность к нефиксированной окружающей среде и множество открывающихся альтернатив решений и действий. В этих условиях появляются высочайшие возможности для раскрытия творческого потенциала людей, но одновременно возрастают неуверенность и тревожность, социальная изолированность и неравенство.

Во второй части статьи в контексте текущей социально-экономической неопределенности исследуется феномен компетентности современных работников. Хотя компетентность создавалась на базе индустриальной модели профессиональной подготовки работников, в настоящее время она переживает новый эволюционный сдвиг. В условиях обновления капитализма компетентность индивидуализируется, связывается с багажом культурного капитала, чертами личности и биографией, формируется как уникальная, обладающая внутренней комплексностью и подвижностью. Новая компетентность приветствуется там, где критериями являются высокая квалификация и современные знания, развиваются наиболее передовые и культурно-креативные отрасли экономики, пространства и формы трудовой деятельности. Для неидеальных работников компетентность отражает рациональную стратегию ситуативного приспособления своих навыков и умений к текущим требованиям рынка труда. В этом же направлении развиваются новые образовательные и политические инициативы, предполагающие воспроизводство «способности к занятости» среди основной массы трудящихся. Одновременно рынки труда и организации начинают функционировать по принципу «машин для воспроизводства неравенства». Несмотря на то что вокруг современной компетентности складывается целая индустрия посредников, ее достижение оказывается трудной задачей для общества.

В статье подведены некоторые итоги исследования понятия, полиструктурности и полифункциональности юридической практики, ее места и роли в правовой системе общества. Основное внимание уделяется взглядам С. С. Алексеева на соответствующие вопросы, а также интерпретации природы юридической практики отечественными и зарубежными авторами.